Ключ Сары

Ее мать неподвижно стояла рядом. Девочка слышала ее частое прерывистое дыхание. Вцепилась в ее холодную руку. Почувствовала, как полицейский грубо разделяет их, услышала, как мать вопит от отчаяния, увидела, как та кидается к ней, в разорванном платье, со вздыбленными волосами, искривленным ртом, из которого вырывается имя дочери. Она попыталась поймать ее руку, но мужчины оттолкнули ее с такой силой, что она упала на колени. Мать отбивалась, как дикий зверь, на краткий миг одолела полицейских, и девочка увидела, как возродилась ее настоящая мама, женщина сильная и страстная, которой она так восхищалась и которой ей так не хватало. В последний раз она ощутила руки матери, ласковое прикосновение к лицу ее густых волос. Внезапно их ослепили потоки холодной воды. Отплевываясь и пытаясь глотнуть воздуха, она открыла глаза и увидела, как двое мужчин тащат ее мать за ворот насквозь промокшего платья.

Ей показалось, что все это длилось часы. Растерянные дети в слезах. Ведра воды, которую выплескивали им в лицо. Избитые женщины, которым больше нечего было терять, и они шли на все. Глухие удары. Но девочка знала, что на самом деле все закончилось очень быстро.

Опять воцарилась тишина. Все было сделано. Толпа детей стояла в одной стороне, женщины в другой. А между ними – непреодолимая стена из полицейских, которые без конца повторяли, что матери и дети старше двенадцати лет отправятся первыми, а младшие останутся здесь еще на неделю, прежде чем к ним присоединятся. Отцы уже отправлены, добавляли они. Все должны подчиняться и оказывать содействие.

Она увидела мать среди других женщин. Та смотрела на нее с легкой ободряющей улыбкой, словно хотела сказать: «Вот увидишь, доченька, все у нас будет хорошо, раз полиция так говорит. Вы присоединитесь к нам через несколько дней. Не тревожься, милая моя».

Ворота лагеря открылись, и женщины вышли. Длинная вереница двинулась направо по дороге, которая шла через деревню и вела к вокзалу. Лицо матери обернулось к ней в последний раз.

Потом оно исчезло.

– Сегодня у нас «хороший» день, мадам Тезак, – сказала мне Вероника с широкой улыбкой, когда я зашла в белую, залитую солнцем комнату.

Она была одной из медсестер, ухаживающих за Мамэ в чистеньком и веселом доме для престарелых – в Семнадцатом округе, в двух шагах от парка Монсо.

– Не называйте ее мадам Тезак, – рявкнула бабушка Бертрана. – Она этого терпеть не может. Зовите ее мисс Джармонд.

Я невольно улыбнулась. Вероника была очень смущена.

– Так или иначе, но мадам Тезак – это я, – заявила старая дама с долей надменности и пренебрежения по отношению к другой мадам Тезак, ее снохе Колетт, матери Бертрана.

Как же это похоже на Мамэ, подумала я. Вечно мятежная, даже в таком возрасте. Ее настоящее имя было Мишлина, но она его ненавидела. А потому никто никогда не называл ее по имени.

– Мне очень жаль, – смиренно извинилась Вероника.

Я положила руку ей на плечо:

– Не страшно. Просто я не использую фамилию мужа.

– Американские штучки, – пояснила Мамэ. – Мисс Джармонд – американка.