Нас посадили за наш любимый столик. В самом углу, справа от входа, за старой стойкой и потускневшими зеркалами. Красная бархатная угловая банкетка. Я села и стала наблюдать за грациозными передвижениями официантов в длинных белых фартуках. Один из них принес мне кир-руаяль[24]. Народу было много. Бертран пригласил меня сюда на наше первое свидание. С тех пор ресторанчик не изменился. Тот же низкий потолок, кремовые стены, лампы-шары с мягким светом, накрахмаленные скатерти и салфетки. Та же коррезская[25] и гасконская кухня, любимая Бертраном. Когда мы познакомились, он жил на улице Малар, в крошечной квартирке под самой крышей, где летом невозможно было дышать. Как настоящая американка, выросшая в кондиционированном воздухе, я не понимала, как он умудряется выжить в таком пекле. А я жила на улице Берт с мальчиками, и моя маленькая, но прохладная комната удушливым парижским летом казалась мне настоящим раем. Бертран и его сестры выросли в Седьмом округе, изысканном аристократическом квартале, где его родители жили уже много лет, на длинной Университетской улице, неподалеку от антикварного магазина на улице Бак.
Наш столик. Здесь Бертран сделал мне предложение. Здесь я объявила ему, что беременна Зоэ. Здесь я сказала ему, что знаю про Амели.
Амели.
Только не сегодня вечером. Не сейчас. Амели – это давняя история. Действительно ли давняя? Должна признать, что не была в этом вполне уверена. Скажем так: я предпочитаю не знать. Ничего не видеть. У нас будет еще один ребенок. Что может Амели против этого? Я горько усмехнулась. Да, я закрывала глаза. Разве я не усвоила типично французское поведение: «закрывать глаза» на неверность мужа? И все же я порой спрашивала себя, действительно ли способна на это.
Когда я в первый раз обнаружила, что он мне изменил, то устроила ему грандиозную сцену. Мы сидели как раз за этим столиком. И здесь я решила расставить все точки над «i». Он ничего не отрицал. Сидел спокойный, невозмутимый и слушал меня, сцепив пальцы под подбородком. У меня были доказательства. Чеки его кредитки. Отель «Перль» на улице Канет. Отель «Ленокс», улица Деламбр. «Рёле Кристин» на улице Кристин. Я доставала квитанции одну за другой.
Он был не слишком осторожен. Квитанции, запах женских духов, впитавшийся в его одежду, волосы и даже в ремни безопасности его «ауди» – первый звоночек, который меня насторожил. «Синие сумерки». Самые тяжелые, мощные и приторные духи дома «Герлен». Мне было нетрудно определить, кому они принадлежат. На самом деле я ее и без того знала. Бертран нас познакомил сразу после свадьбы.
Разведенная, около сорока, трое детей-подростков, волосы с проседью. Символ совершенства
Когда после ужина в тот день мы добрались до машины, я превратилась в настоящую львицу, готовую кусаться и царапаться. В конечном счете ему, наверное, это льстило. Он обещал, клялся. У него только я, никого, кроме меня. Она не имеет значения, просто случайная интрижка. Я долго ему верила.
Но с недавнего времени я опять начала задаваться вопросами. У меня появились сомнения, ничего конкретного, лишь мимолетно посещающие меня сомнения. Доверяю ли я ему?
«Ты просто сумасшедшая, если веришь всему, что он говорит», – как-то сказал Эрве. Кристоф повторил мне то же самое. «Может, тебе следовало бы спросить его напрямую», – предложила Изабель. «Ты просто сдурела, что доверяешь ему», – констатировала Чарла. И моя мать, и Холли, и Сюзанна, и Яна.
Не думать об Амели. Не сегодня вечером. Я твердо придерживалась этого решения. Только Бертран и я и чудесная новость. Я мягко погладила бокал. Официанты мне улыбались. Я чувствовала себя прекрасно. Я чувствовала себя сильной. К черту Амели! Бертран мой муж. И у меня будет ребенок от него.
Ресторан был полон. Я бросила взгляд на столики, вокруг которых суетились официанты. Сидящая рядом пожилая пара – перед каждым бокал вина – прилежно склонилась над тарелками. Группа молодых женщин лет тридцати то и дело разражалась хохотом, а мрачная женщина, ужинающая рядом в одиночестве, поглядывала на них, хмурясь. Деловые люди в серых костюмах курили сигары. Американские туристы пытались разобраться в меню. Была еще семья с сыном-подростком. И много шума. Много дыма тоже. Но мне было все равно. Я привыкла.