Ключ Сары

На перемене все девочки с желтой звездой собрались вместе. Другие ученицы, те, что раньше были их подругами, показывали на них пальцем. Однако мадемуазель Диксо настойчиво повторяла, что эта история со звездой не должна ничего изменить. Ко всем ученикам будут относиться одинаково, как раньше, – не важно, носят они звезду или нет.

Но прекрасные речи мадемуазель Диксо не помогли. Начиная с того дня большинство девочек не разговаривали с теми, кто носил желтую звезду, или, хуже того, смотрели на них с презрением. Вот этого она не могла вынести. А еще тот мальчишка, Даниэль, который прошипел им, ей и Армель, на улице у входа в школу, кривящимися от злости губами: «Ваши родители грязные евреи, и вы сами грязные евреи!» Как это, грязные? Почему быть евреем означает быть грязным? Ей стало грустно и стыдно и захотелось плакать. Армель не ответила мальчику, она только до крови прикусила губу. Впервые девочка увидела, что ее подруге стало страшно.

Девочка хотела сорвать свою звезду. Она заявила родителям, что больше не будет ходить с ней в школу. Но мать сказала «нет», она, наоборот, должна ею гордиться – гордиться своей звездой. И брат раскапризничался, требуя и себе такую же. Но ему еще нет шести лет, мягко объяснила мать. Он должен подождать два года. И малыш дулся весь остаток дня.

Она снова и снова думала о брате, одном в темном глубоком шкафу. Она хотела обнять его маленькое теплое тело, поцеловать светлые кудри, пухлую шейку. Она сунула руку в карман и изо всех сил сжала ключ.

«Плевать мне на все, что говорят, – прошептала она самой себе. – Я найду способ выбраться отсюда, чтобы спасти его. Я уверена, что найду способ».

После ужина Эрве предложил нам «лимончелло» – лимонный ликер с юга Италии, который пьют ледяным; у него чудесный желтый цвет. Гийом медленно потягивал из своего стаканчика. За едой он мало разговаривал. Вид у него был подавленный. Я не осмеливалась вновь затронуть тему Вель д’Ив. Но он сам повернулся ко мне.

– Моя бабушка сейчас совсем старая, – начал он. – И больше не хочет об этом говорить. Но она рассказала мне все, что я должен знать, рассказала все о том дне. Я думаю, самым страшным для нее было выжить, когда все остальные погибли. Продолжать жить без них. Без семьи.

Я не знала, что сказать. Мальчики тоже молчали.

– После войны бабушка пошла в отель «Лютеция» на бульваре Распай, она ходила туда каждый день, – продолжал Гийом. – Там можно было получить сведения о вернувшихся из лагерей. Были списки и организации, которые занимались выжившими. Она приходила туда каждый день и ждала. А потом перестала. Она услышала рассказы о том, что происходило в лагерях. И поняла, что все они погибли. Что ни один не вернется. Раньше никто не знал, что на самом деле там происходило. Но теперь выжившие рассказывали свои истории, и миру открылся весь ужас.

Мы молчали.

– Вы знаете, что самое шокирующее в истории с Вель д’Ив? – добавил Гийом. – Ее кодовое название.

Я уже знала благодаря своим изысканиям.

– Операция «Весенний ветер», – пробормотала я.

– Прелестное название для такого ужаса, не правда ли, – сказал он. – Гестапо велело французской полиции «сдать» определенное число евреев в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Французская полиция выказала рвение, решительно настроившись депортировать максимум евреев, а потому схватила заодно и маленьких детей, тех, которые родились во Франции. Французских детей.