На причале фонари горели еле-еле, не так как в парке, но я увидела, что бледное скуластое лицо словно расколото напополам злой усмешкой. До этой минуты я думала, что страшнее, чем с Львиной Дверью, быть не может. Ох, как я ошибалась! От Зелля словно исходили волны тьмы. Ноги словно оказались набиты ватой, и встать не получалось, хоть тресни. Я плотнее вжалась в парапет.
Красные глаза мага горели темно-алым светом. Как рубины.
– Ты все это время была лишь помехой, – усмешка расползлась еще шире, обнажая белоснежные зубы. – Приставала к Лансу, пользуясь его добротой, хотя на самом деле он тебя терпеть не мог. Смешила Лиарру... Только путалась под ногами. Хотя на самом деле и магии-то в тебе не больше, чем в хагзи. Ты ни на что не способна, даже высушить лужу, даже превратить яичницу в угольки!
– Неправда... – выдавила я. Голова кружилась.
– Нет, я говорю истину, Маннэке. Ты бестолочь. Глупая, зазнавшаяся девчонка. Попробуй сотворить хоть самую завалящую волшбу – и увидишь, что я прав!
Ах ты... ах ты, тварь! Кажется, руки еще немного слушались. Я прошептала простейшую, знакомую еще по первым курсам формулу, сложили пальцы в выученном знаке, вторую руку сунула в мешочек трав — он оставался при мне...
... Ничего.
Светлячок, которого я пыталась сотворить, не появился. Крохотный пшик, маленькая искорка, пролетев не больше шага, растаяла в воздухе между нами.
– Ай-ай-ай, – Зелль в комичном отчаянии покачал головой. – Провал.
Я в отчаянии бормотала слова, заученные по конспектам, практическим занятиям, учебникам – одно за одним. Фигуры, знаки, заклятия — но они ускользали из памяти, путались, ехидно хихикали вдалеке. Как будто этого никогда и не было. Не было никогда. Как будто Маннэке из Вирдо никогда не появлялась в Мастерской – угрюмая, непрестанно шмыгающая носом девчонка со встрепанными светлыми волосами, едущая на полосатом лопарде позади директрисы. Как будто я не проходила вступительные тесты, не зубрила вместе с Вильямом и Нори, как будто не путешествовала через волшебные двери вместе с Рэном... Как будто я вовсе не рождалась на свет.
– Что ты сделал? – слезы застилали мне глаза. – Что ты сделал, отвечай, сволочь?!
– О, совсем ничего, – маг развел руками. – Это сделала ты. Ты рванулась кого-то – своих друзей, хе-хе, – спасать из ловушки Хаоса, причем не зная даже, действительно ли они в этой ловушке. Глупо, верно? Ушла сама, дав, наконец, всем право отдохнуть от тебя. Дав им возможность больше не подыгрывать глупой девчонке. И они забыли. С радостью. То, что не хочешь забыть – нельзя забыть, знаешь ли.
– Ложь. Ложь, ложь, ложь!
– Правда. Чистая правда. А тем временем и магия покинула мир — благо, ее оставались сущие крохи. Остался лишь Хаос — и уж он-то своего не упустит. Так что все твои глупые травы, формулы, заклятья теперь стоят не больше ломаной медьки.
– Нет... – я закрыла лицо руками. Слезы лились не переставая. – Нет... Нет...
Ненавижу. Ненавижу эту черную бледную тварь, которая затащила меня в портал, превратила в какого-то монстра и заставила следовать своим приказам. Ненавижу – он втайне смеялся надо мной! Ненавижу – он лгал мне! Ненавижу – он увел меня из Пристани! Ненавижу – он отнял у меня все, чем я дорожила! Друзей, Мастерскую, уют, дом... Ненавижу!
Ненависть не была обжигающе-горячей. Она была ледяной, как вода Ори в феврале. Она собралась огромной каплей в моей груди, заменив сердце, оставив лишь одну мысль. Убить. Убить. Убить. Тогда все станет как прежде. Как раньше. Как правильно.
Отнять ладони от лица получилось не сразу. Кажется, я упала, и теперь лежала, опираясь на собственную куртку. Когда это я успела ее снять? Вокруг сгустились необычно темные для набережной сумерки. Что-то мерцало и переливалось впереди. Костер? Какой костер посреди Пристани?
Не важно. Ненависть леденела, не давая забыть, не давая подумать о чем-то еще. Костры, к гоблинам костры, хоть десяток костров! Я знала одно – черная фигура, сидевшая у костра спиной ко мне. Он должен умереть. Сейчас. Немедленно. Мерзость. Предатель. Ненавижу.
Кинжал с пояса словно бы сам скользнул в ладонь. Даже если у меня нет магии – он не успеет увернуться! Мной движет ненависть, стремительная, как снежный обвал в горах. Смертоносная, как зияющая дыра проруби. Убить. Убить за одну секунду, сию секунду, уничтожить эту тварь, увидеть, как погаснут алые глаза...
У Зелля не алые глаза.
Что это? Какой-то голос, словно пытающийся пробиться ко мне сквозь ледяную корку ненависти. Зачем он? Заткнись, голос, иди к гоблинам, к Рее, куда хочешь. Не мешай. Я привстала на колени для удара. Темный силуэт не шевельнулся. Вокруг громоздились валуны, горбатые, огромные, похожие на уродливых зверей, припавших к земле, сложивших рваные крылья.
У Зелля не алые глаза.
Две черных горгульи, Обида и Месть… Чьи это слова?
Камни, выглядящие как искореженные фигуры монстров.
Ненависть. Холодный ком вместо сердца. Убить.
Слабый звук, словно тающий в пустоте.
Где я? Кто я? Что я делаю?
Убить!
Нет.
Убить! Убей сейчас, давай, нанеси удар, ну!
Нет!