Лоран кивнул, снова усилием воли заставляя себя не отставать, погрузившись в упоение от ощущения собственных шагов по истёртому множеством ног булыжнику, зазевавшись на лотки с расписной посудой, возы с аппетитными горами каких-то овощей или фруктов, пёстрые одежды, вероятно, женщин – если предполагать, что мужчины одеты примерно так же, как они. Чутьё ранни в виртуальной реальности не работало, и он не мог определить ни возраст, ни пол этих существ. Нарн называют красным – но знающие историю подтвердят, что такую характеристику он получил после множества постигших его катастроф. Это цвет израненного… Здесь он смог убедиться, что, хотя основой цветовой гаммы является, действительно, красный – и даже в зелени, ворохами лежащей на возах торговцев, в листве деревьев, растущих возле домов, присутствуют розовые или оранжевые оттенки, здесь есть все цвета. Карнизы и двери многих домов обрамляли узоры тёмно-зелёного в жёлтых прожилках камня, в платьях и праздничных накидках было много оттенков синего – таких оттенков, судя по росписи на кубках и вазах, в этой местности цветы, головы невообразимых животных, служащих здесь, видимо, в качестве лошадей, украшали золотистые ленты. Майк объяснил, что животные – ныне вымерший вид, они были полностью истреблены в период Первой Оккупации, потому что являли собой нарнскую конницу, и сами по себе, даже без всадника, подобающе науськанными могли причинить захватчикам травмы, мало совместимые с дальнейшим успешным ведением боя, да и с жизнью, чаще всего, тоже. Цветок ошем теперь тоже практически не встречается – был он и так не слишком широко распространён, а плюс спасибо экологической катастрофе.
– Лет за 200 до Первой Оккупации этот регион окончательно добила засуха. Увы, так случается во многих мирах – реки пересыхают, земли опустыниваются, последние жители уходят в более плодородные края, и цивилизация умирает… Восстанавливать картины былого расцвета приходится по летописям, картинам, вот таким рисункам на вазах…
Лоран с трудом оторвал взгляд от причудливых переплетений лепестков цветка в руке девочки-подростка – он был похож на полураспустившуюся косу и источал тонкий пряный аромат.
Когда они дошли до храма, его взору открылось ещё больше многоцветья – стены и даже ступени грандиозного сооружения, каскадная кровля которого была видна с любого конца города, украшали пёстрые узоры из камня и окрашенная лепнина.
– Здесь нам предстоит купить какую-нибудь растительность, которой мы должны, в качестве подношения, увить один из столбов-идолов, которые мы встретим наверху. Обычно приносят то, что выращено собственными руками – но тем, кто приходит на поклонение издалека, каковых как раз изображаем из себя мы, и тем горожанам, кто не выращивает даже цветов или мелкой зелени, разрешается купить дары. Но дары всегда должны быть растительными, не вещи и не деньги, ведь солнце родит именно растительность.
Ранни с интересом разглядывал лежащие на ладони довольно тяжеловесные бурые монеты, которые вслед за Майком вынул из висящего на поясе кошелька. Это деньги, давно не принятые в обиходе, давно поглощённые песками и встречающиеся теперь разве что у коллекционеров, а рука ощущает их вес, их прохладную поверхность с грубовато выбитыми значками.
– Мы вознесём молитву на том ярусе, который соответствует нашему социальному положению. Поскольку, полагаю, оно вполне скромно, высоко подниматься нам не надо.
– А что потом происходит со всеми этими дарами? – Лоран подумал, что, пожалуй, погорячился с выбором крупного оранжевого плода в зелёную сеть прожилок, теперь ведь с ним ещё подниматься по ступеням – нет, вес его для нарской силы вполне терпим, но вот собственных ног, да и ступеней, он из-за его диаметра не видел, но не возвращать же теперь – после такого уважительного взгляда торговца… кажется, о его финансовых возможностях по внешнему виду были более скептического мнения, – они так и сохнут там?