Ключевая улика

— Ориентируйтесь на то, во что она сама хочет верить. Верно, вы тоже ненавидите плохих людей и можете понять соблазн взять правосудие в свои руки… Это только теория. Может быть, Тара Гримм, которую вам лучше называть начальницей Гримм, показывая, что вы признаете ее власть и влияние… Вопрос всегда в этом, во власти и влиянии. Что бы она ни делала, какой бы вариант ни выбирала, сигарету или последний завтрак, главным всегда оставалось одно: добиться, чтобы Барри Лу Риверс и другие получили по заслугам, отведали того же горького угощения, которым потчевали своих жертв, воздать им по принципу око за око плюс немножко сверху.

— Даже не знаю, что сделать, чтобы он проникся и понял, — говорю я, когда Бентон убирает телефон. Как бы ни переживал Марино из-за смерти Джейми, куда хуже ему из-за того, что нечто подобное могло случиться и с ним.

— По части понимания он не слишком силен, — отвечает мой муж. — И зачем было так глупо рисковать? То же самое, что напиться, сесть в машину и ехать по шоссе. Таких случаев немало, и чем они кончаются, хорошо известно. Надеюсь, Фил сделает так, как я ему сказал. — Фил — один из многих агентов, с которыми я познакомилась в последние два дня. — Вот случается что-то такое, и уже приходится брать в расчет их восприятие того, что они сделали. Потакать их нарциссизму. Они ведь оказывали услугу миру.

— Да, есть люди, которые в это верят. Гитлер, например.

— Просто Тара не выставляла свои услуги напоказ. Подавала себя как великого гуманиста, управляющего образцовой тюрьмой. Чиновники туда за опытом ездили.

— Да, я видела грамоты у нее на стенах.

— В тот день, когда ты там была, — добавляет Бентон, — туда же приезжала делегация из одной мужской тюрьмы в Калифорнии. Вроде бы даже подумывали предложить ей возглавить одну из тамошних женских тюрем.

— Будет забавно, если Тара попадет в блок «Браво», — говорю я. — Может быть, даже в бывшую камеру Лолы Даггет.

— Я передам твое пожелание, — сухо отвечает Бентон. — Как и предположение Люси насчет того, что Гейбу Маллери, как ближайшему родственнику, нужно передать право принять решение в отношении Доны Кинкейд: отключать ее или нет от системы жизнеобеспечения.

— Что там будет, не знаю, — говорю я, хотя понимаю, Гейб Маллери определенно не получит такого права.

Он, похоже, и не слышал о ней почти ничего и лишь смутно припоминает, что ее имя как-то связано с убийствами в Массачусетсе. Его жена, Роберта Прайс, воспитывалась в приемной семье в Атланте и изредка, по праздникам, встречалась с сестрой, но ничего больше он об этой ее сестре не знал.

— Думаю, ее все-таки переведут в другое заведение, где и будут поддерживать ее жизнь, пока не наступит клиническая смерть.

— Не обо всех жертвах так заботятся, — ворчит Бентон.

— Обычно так и бывает. Я только виню себя, что не послушала Марино, когда он указал на повышенный уровень адреналина и угарного газа и на то, что в тюрьмах курить запрещено. Не придала значения. Меня тогда больше другое интересовало. Может, если бы я сказала ему об этом, он не корил бы себя так за невнимательность и за сигаретой бы не потянулся.

— Может, ты и ко мне проявила бы большую снисходительность. — Бентон поднимает голову и перехватывает мой взгляд. Мы уже успели обменяться несколькими резкими словами по этому поводу. — Ты сказала мне что-то важное, а я думал о чем-то другом. Ситуация понятная.

— Сварю-ка я еще кофе.

— Свари. Извини, я был не слишком любезен.

— Ты уже говорил об этом. — Я поднимаюсь из кресла и вижу проплывающий за окном контейнеровоз. — Ты и не обязан быть любезным, когда дело касается работы. Просто принимай меня всерьез. О большем не прошу.

— Я всегда принимаю тебя всерьез. Просто в тот момент были вещи посерьезнее.

— Сначала Джейми, потом стреляет сигаретку, которая едва его не убила, — да, просто так это для него не прошло. — Я меняю тему разговора, потому что не хочу больше обсуждать извинения Бентона, и кухня вдруг предстает пустой и голой, как будто мы уже выехали отсюда. — И ему нужно обдумать все и сделать выводы, а то отчебучит что-нибудь в том же духе, напьется или бросит работу и будет сутками напролет рыбачить с этим своим приятелем-капитаном.

Мою кофеварку Марино уже прибрал к рукам, так что приходится довольствоваться тем, что предлагает отель.

— Курить рядом с аптекой, где работает отравитель. — Я качаю головой. — Конечно, наверняка никто не знал, но ведь он же расспрашивал о ней.

— Что ты ему говорила? Не пить и не есть ничего, пока не будешь уверен, что это безопасно.

Я вношу кофе.

— Это как с тайленолом.[51] Когда понимаешь, что может случиться, доверять больше ничему уже не хочется. Либо так, либо впадаешь в отрицание. После всего, что мы видели, я бы, наверно, выбрала второй вариант. — Я направляюсь в кухоньку приготовить вторую чашку и мысленно возвращаюсь в заброшенный подвал за милым старинным особняком, в котором Роберта Прайс несколько лет назад помогла убить целую семью. Ей было тогда двадцать два. — Или никогда больше не стану есть, пить и покупать что-либо с полки магазина.