Я вдруг понял, отчего поза «старика» мне сначала показалась неестественной. Люди так не сидят! Моему изумлению не было предела. Вот тебе и Зеленый Глаз! Он и есть старейшина! Значит, сейчас я должен был сделать свой выбор? Я посмотрел в горящие ровным огнем кошачьи глаза.
– И что я должен сделать? – спросил я его и, не дождавшись ответа, продолжил: – Я выбираю своего сына. Я хочу вернуть его. Или хотя бы знать, что он есть, жив и что с ним все в порядке. Мне больше ничего не нужно.
Кот, как мне показалось, слегка кивнул, положил лапы на прежнее место, поставив их рядом друг с другом, и начал переминать. Это был он. Тот самый кот! На правой лапе я разглядел белое пятнышко…
Трудно описать мои чувства в эту минуту. Эти события – начало и конец моего путешествия – словно слились воедино. Между ними не стало времени. То есть я как будто оказался сразу в двух местах – здесь, в далекой деревушке на краю мира, в тесной палатке, и там, в своем центре вселенной, в моем доме, где по утрам будил меня детский смех.
Из оцепенения меня вывел голос переводчика.
– Друг, пора идти, – коротко произнес он с каким-то особым почтением. – Он отдал его тебе.
Я повернул зеркальце, глянул на свое темное отражение, затем сунул подарок старейшины в карман, кивнул и вышел из кибитки. Мне нужно было побыть на воздухе. Свет угасающего, но еще яркого солнца заставил меня зажмуриться. Ветер развевал полы куртки. Я поймал их и, немного повозившись с молнией, застегнул доверху. Полез в карман, достал и натянул шапку – на улице было чертовски холодно! Или, может быть, так подействовала встреча, что меня бил озноб?!
Я обернулся – у выхода из кибитки стоял, также жмурясь, мой переводчик. Подумав секунду, я решил его отблагодарить. Полез во внутренний карман и достал деньги. Отсчитав, протянул ему пару банкнот.
Однако тот отрицательно затряс головой. Здесь я заметил, что Сероп смотрит на меня определенно не так, как раньше. От панибратства не осталось и следа – он настороженно оглядывал меня, словно это таило в себе какую-то опасность. При этом он старался проявить всю вежливость, которой раньше не было и следа. Приложил правую руку к груди, как это бессознательно делал я перед разговором со старейшиной, и слегка поклонился. Видимо, он посчитал, что этот жест в моих глазах – верх учтивости.
– Ты! – произнес он, вкладывая в это слово сразу и раболепный ужас, и восхищение.
– Что? – машинально произнес я, поправляя шапку.
– Ты! – повторил он и указал на зеркальце, которое я сжимал в руке вместе с купюрами. – Вейд мирари!
– Да что это значит?!
– Это значит, что старейшина отдал зеркало тебе. Вейд мирари можно с древнего языка перевести как «знающий, что находится в зеркале», – заговорил он вдруг неожиданно складно. – Ты посмотрел в него. Там твой ответ.
Я вынул из кармана зеркальце и повернул его к себе. Мое отражение: небритое, раскрасневшееся на морозе лицо, криво сидящая на голове шапка, да еще и надетая задом наперед – шов проходил почти посредине лба. Застегнутая до шеи куртка. Все тот же я, что и раньше. Особо ничего не изменилось.
– Но это обычное зеркало… – начал говорить я, убирая его в карман и вдруг осознавая, что изо рта моего вместо привычных русских слов несется складная армянская речь.
– Это ты! – закивал переводчик. – Ты говоришь и понимаешь все. Ты можешь говорить на всех языках, ты знаешь все. Ты – Хранитель!
– Я?!
Осознание. Вспышка. Меня пронзило это знание!
Неужели все, что я собирал по крупицам в течение своего долгого путешествия, все, что я искал, теряя надежду и отчаиваясь, но все же находя в себе силы двигаться дальше, всегда было со мной?! Неужели я так долго, так мучительно шел к самому себе?! Я и есть Хранитель?! Это было настолько невероятным, что просто не могло быть правдой! Да, я действительно каким-то непостижимым образом стал понимать его язык, более того, знал его так, словно впитал с молоком матери. Но этого было мало!
– Постой, но язык – это не доказательство! Есть случаи, когда после травмы люди начинали говорить на иностранных языках. Какая-то там генетическая память поколений. Может, от стресса и со мной что-то подобное случилось? – пытался я найти разумное объяснение.
– Не-е-ет, – покачал головой мой спутник. – Ты увидел себя в зеркале.
– Ну и что? Все видят себя в зеркале!
– Все просто смотрят в зеркало, а ты увидел.
– Хорошо. Допустим, – произнес я с расстановкой. – Но что дальше?
Я посмотрел на свои руки. Медленно поднял взор. Мне казалось, что мир сейчас перевернется с ног на голову, стоит лишь мне щелкнуть пальцами… ну или что там делают факиры в таких случаях?! Вообще, я даже не понимал, с чего начать. У меня не было ни черного цилиндра, ни белого кролика для таких фокусов. Информация, которая теперь была мне известна, напоминала какой-то драгоценный напиток, сокрытый в закупоренном сосуде. Я вижу его цвет, знаю его запах, предчувствую вкус, догадываюсь об ощущениях, которые придут вместе с ним. Осталось лишь открыть сосуд, чтобы все это произошло, но… чем мне, скажите, выбить или выкрутить эту пробку?!