Ключи к «Лолите»

После трех лет бесплодных поисков Гумберт наконец устанавливает местопребывание Лолиты. С налитыми кровью глазами и «дружком» в кармане он мчится в Коулмонт, на "улицу Киллера, номер 10". В 29-й главе Гумберт продолжает мучить читателя. Первым делом он, "не вынимая кулака из кармана" (сжимая "дружка"), сообщает: "Убить ее, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил ее" (с. 330). Но читателю не очень верится в это небрежно брошенное «конечно» (равно как и в объявленное намерение застрелить мистера Скиллера); читатель по-прежнему обязан подозревать, что Гумберт выстрелит в Лолиту. Любовь остается лучшим поводом для убийства. Ведь Гумберт видит все ту же…

…все еще русую и миндальную, все еще Карменситу, все еще мою, мою… Changeons de vie, ma Carmen, allons vivre quelque part où nous ne serons jamais séparés…[38] [c. 340]

Ему невдомек, что былой романтической любви уже не вернуть; что столь глубокие раны, нанесенные ненавистью, полностью зарубцеваться не смогут. Во французском quelque part вновь мелькает вымышленное место обитания Куильти, указанное в регистрационной книге мотеля: остров Quelquepart{87}. Французская фраза, обращенная к Лолите, — это еще одна прямая цитата из финальной сцены «Кармен» Мериме:

— Давай жить по-другому, Кармен, — сказал я ей умоляющим голосом. — Поселимся где-нибудь, где нас ничто уже не разлучит.

Но Кармен улыбается и отказывается. Как и Лолита. Аналогия тянется дальше:

НАБОКОВ

Сделай эти двадцать пять шагов. И будем жить-поживать до скончания века. Carmen, voulez-vous venir avec moi?[39] [с. 341]

МЕРИМЕ

— Кармен! — сказал я ей. — Вы идете со мной?

И наконец:

МЕРИМЕ

— Так ты любишь Лукаса? — спросил я ее.

(Кармен отвечает «да», затем «нет», отказывается уйти с Хосе, и он убивает ее.)

НАБОКОВ

Carmencita, lui demandais-je…[40] "Одно последнее слово", сказал я на своем отвратительно правильном английском языке. "Ты ведь вполне уверена, что… не приедешь ко мне жить?"

<…>

"Нет", ответила она, улыбаясь. "Нет".

"А меж тем это бы кое-что изменило", сказал Гумберт Гумберт. [с. 343]

И тут наступает момент, когда Набоков шутя расправляется с проницательными читателями Мериме и Пушкина, которые, внимательно отслеживая аллюзии, уже предвосхитили исход сцены. Вместо выстрела в Лолиту он прошивает сердце читателя очередью многоточия:

Затем он вытащил пистолет… то есть, читатель ждет, может быть, от меня дурацкого книжного поступка. Мне же и в голову не могло это прийти. [с. 343]

Зато читателю вдолбить это в голову он сумел. И это лишь один из многих обманов. Набоков дурачит читателя, так сказать, на нескольких уровнях. Толпы разочарованных обывателей, которые прочтут «Лолиту» как грязную книжонку (и даже многие более интеллигентные люди), вообще не заметят литературных реминисценций Набокова. В данном случае невежество становится их преимуществом: аллюзии не введут в заблуждение того, кто не подозревает об их существовании{88}. Так что Набоков морочит лишь тех немногих читателей, которым открыты его уловки. И эти читатели — оценившие изощренную технику письма Набокова, уже обманутые поворотом сюжета (который ранее вел к тому, что Гумберт убьет Шарлотту Гейз), распознавшие переменчивый характер Гумберта и, возможно, знакомые с другими произведениями Набокова, — такие читатели всегда будут ждать подвоха от аллюзий; они ничего не примут на веру. Беззащитный на первый взгляд ферзь может неожиданно поставить шах и мат.

И последнее надувательство: памятливого читателя не собьют с толку никакие аллюзии. Или, по крайней мере, его можно водить за нос лишь до конца 27-й главы II части, когда он увидит новую фамилию Долли: миссис Ричард Ф. Скиллер. Разумеется, он сразу же припомнит, что в предисловии Джона Рэя сказано: