Ключи к полуночи

— Не знаю, откуда начать, — сказал Алекс, — думаю, с самого начала. Нашим главным действующим лицом в этом странном повествовании будет Томас Морли Шелгрин. Он сенатор от штата Иллинойс уже почти четырнадцать лет. До этого он был два... нет, один срок в Палате Представителей. Это человек, придерживающийся умеренных взглядов, не консерватор, не либерал, хотя у него есть тенденция к либерализму в социальных вопросах и сдвиг вправо в области обороны и внешней политики. Около четырех лет назад он выступил одним из организаторов резолюции Кеннеди — Шелгрина, которая привела к большим перестановкам в Сенате. По моим сведениям, его неплохо принимают в Вашингтоне, в основном потому что он заработал себе репутацию надежного игрока законодательной команды. И хотя я никогда не был у него, я слышал, что он один из лучших устроителей приемов в столице, а это так же поддерживает его авторитет на высоком уровне. В Вашингтоне много бездельников, которых интересуют только вечеринки. Они ценят человека за то, что он знает, как устроить стол и налить виски. Очевидно, Том Шелгрин тоже удовлетворяет их складу. Должна же быть какая-нибудь причина, что они обеспечивают ему постоянно растущее число голосов. Уверен, что никогда не видел более тонкого политика, и искренне надеюсь, что никогда не увижу! Он знает, как обращаться с избирателями, как собрать их вместе, как будто они — животные; черных, белых и коричневых, католиков и протестантов, евреев и атеистов, молодых и старых, правых и левых, никто не спасется от него. Из пяти выборных компаний он проиграл только одну — самую первую. Шелгрин — очень импозантный мужчина: высокий, стройный, с хорошо поставленным голосом актера. Когда ему было чуть больше тридцати, его волосы слегка поседели, и фактически все его оппоненты приписывали его успех тому факту, что он действительно выглядит, как сенатор. Это звучит несколько цинично и, конечно, упрощенно, но, я полагаю, в этом есть и доля истины. — Он остановился и подождал ответа Джоанны.

Единственное, что она произнесла, было:

— Продолжайте.

— Вы все еще не можете определить ему место в вашей жизни?

— Я никогда не встречалась с ним.

— Я думаю, вы знаете его также хорошо или даже лучше, чем кто бы то ни было.

— Вы ошибаетесь.

Водитель такси попытался проскочить на меняющийся свет светофора, но потом решил не рисковать и нажал на тормоза. Когда машина остановилась, он взглянул на Алекса и, виновато улыбаясь, извинился.

Алекс опять повернулся к Джоанне:

— Возможно, я привел недостаточно деталей для того, чтобы освежить вашу память. Позвольте мне еще рассказать о Томасе Шелгрине.

— Смело продолжайте. Я хочу знать, к чему вы ведете, — сказала Джоанна. — Но я еще раз повторяю, у меня нет никаких воспоминаний, связанных с этим человеком, чтобы освежать их.

— Когда Шелгрину было двенадцать или тринадцать лет, его отец умер. Его семья имела достаток ниже среднего уровня, а оставшись без кормильца, совсем впала в откровенную бедность. Тому Шелгрину с трудом удалось окончить колледж и получить степень управляющего производством. Вскоре по окончании, когда ему было около двадцати, он завербовался в армию, и в первых же рядах войск Объединенных Наций был заброшен в Корею. Это был август 1950-го. Где-то в сентябре, после захвата Иншона, он был схвачен корейскими коммунистами. Вы знаете что-нибудь о Корейской войне?

— Только то, что она была.

— Одним из самых любопытных и волнующих аспектов было то, как вели себя американские военнопленные. Во время обеих мировых войн все наши солдаты, попавшие в плен, упорно продолжали вести борьбу. Их было трудно содержать в заключении: они устраивали заговоры, сопротивлялись, разрабатывали побеги. В Корее все было по-другому. С помощью жестоких физических расправ и тонко разработанных идеологических методик, а может, свою роль сыграл и продолжительный психологический стресс, как бы то ни было, но коммунистам удалось сломить дух наших солдат. Немногие пытались бежать, а тех, кому действительно удалось спастись, можно пересчитать по пальцам. Шелгрин был одним из немногих, кто отказался от покорности и сотрудничества. Через семь или восемь месяцев после заключения ему удалось бежать из концентрационного лагеря и чудом добраться до войск ООН. Позже он написал, имевшую большой успех, книгу о своих военных приключениях. Весь этот жизненный опыт дал ему приличный политический капитал, очень пригодившийся несколькими годами позже. Шелгрин был героем войны во времена, когда это что-нибудь да значило, и он использовал это для завоевания каждого поистине бесценного голоса.

— Я никогда не слышала о нем, — сказала Джоанна.

Когда такси пробиралось по запруженной машинами улице Хорикава, Алекс сказал: