Ключи Марии

Краков, июль 1941. Выстрел Ареты запускает цепь предвидимых событий, от которых не всем удастся спрятаться

Сообщение Олеся о том, что надо бежать, и отец, и мать восприняли удивительно спокойно, даже без нотки протеста. Причину побега он пообещал объяснить позже, в дороге, а пока принялся поспешно собирать свой нехитрый скарб. У профессора времени на сборы тоже ушло немного, и только маме пришлось попотеть, определяя: что брать, а что оставить, ведь она привезла из села кучу вкусностей, просто выбрасывать которые казалось делом немыслимым, почти преступным.

Ночью, после того как вещи были собраны, они почти не спали, а с рассветом тихонько вышли из дома. Ворота изнутри открывались легко, Олесю удалось с ними справиться без малейшего шума. Он не хотел будить сторожа. Пусть думает, что они дома.

Улицы были пустынны, в лужах плескались воробьи и громко, радостно чирикали, за домом никто не следил. Они сели в трамвай и поехали на Варшавское предместье. Их новым, недолговременным убежищем оказался небольшой домик, спрятанный в саду. Когда они открыли калитку и вошли во двор, навстречу выбежал маленький песик и весело затявкал. В окне сдвинулась занавеска, а через минуту их встретила на пороге пожилая хозяйка. Олесь назвался, она кивнула и повела за собой в дом.

– Можете расположиться в этой комнате, – она завела их в гостиную. – Вот диван, отдохните, если не выспались. Для пана профессора есть стол. Завтрак через полчаса.

Мама Олеся пыталась объяснить, что они уже перекусили, но хозяйка не хотела ничего слышать и исчезла на кухне. Олесю было не по себе. Его тянуло в город, он должен узнать, что с Аретой. Сразу после завтрака он поспешил в редакцию. Только там он мог бы получить подробную информацию.

В редакции гудело, как в пчелином улье. Все обсуждали вчерашнее покушение. Только и слышалось: «Оберштурмбаннфюрер Кессель! Оберштурмбанфюрер Кессель!». Редактор суетился и разбрасывал распоряжения направо и налево.

– Мирка! – кричал во всю глотку. – Пиши колонку!

– Что писать? – спрашивала хохотушка Мирка.

– Что-что? Я тебя должен учить? Погиб гражданин, патриот, настоящий семьянин и так далее… как в стране-карнавалии. Ярко! Ищи его фотку! Мы ее публиковали месяц назад… Нет, не ту, курва мать!

– Ту, где он с женой и детьми?

– Эй! А ты чего стал и глаза вылупил? – это уже прозвучало в адрес Олеся.

– А что? Карикатура тут не подойдет.

– Нет, сейчас без карикатур. И завтра тоже. Рисуй Вислу, а над ней склоненные в печали…

– Лозы? – подсказал Олесь.

– Какие в жопу лозы? Где ты видел там лозы?

– А что?

– Ярко? – закричал он снова во весь голос. – Какая холера там растет над Вислой?

– Пан редактор, над Вислой растут разные кусты и ивы.

– Рисуй ивы, – махнул рукой редактор.

Олесь пошел рисовать ивы. Когда закончил, появился Дан. Олесь вспомнил, как он недавно жаловался, что хозяин поднял ему плату за жилье. Отвел его в сторону и сообщил, что его квартира освободилась и до конца месяца оплачена. Сказал, что Дан может туда переселяться, а потом пусть договаривается с редактором. Может, газета будет и ему оплачивать жилье. Дан обрадовался, жил он неподалеку, взял ключ и сразу погнал собирать свои вещи и перебираться к Олесю.

Олесь поинтересовался у редактора подробностями покушения.

– Говорят, что дама была очень красивая. Пришла с каким-то юнцом. Целый вечер пили, потом он заказал танго и ушел, а она пригласила на танец Кесселя… Танцевали танго… И, слышишь, говорят, что танцевали так, что все вокруг замерли и на них пялились. А потом она неожиданно выстрелила ему в живот.

– Ее схватили?

– Ясное дело, что схватили. Там же веселились с полсотни офицеров. Наши расспросили официантов и музыкантов, те говорили, что когда ее скрутили и увели, на полу осталась лужа крови.

– Чьей? – ужаснулся Олесь, и тут же попытался взять себя в руки.

– Самого Кесселя и той девушки. Говорят, она прокусила себе язык, чтобы никого не выдать.

– О Боже! – не удержался Олесь.

– Что такое? – удивился редактор. – Ты знаешь, кто эта дама?

– Да откуда? Но такой поступок!

– Да, поступок героический. Мы пробуем узнать, кто она такая. Но написать о ней все равно не сможем.

– А этот Кессель… Что за птица?

– Оберштурмбанфюрер Кессель? Редкая сволочь. Ответственный за транспортировку в концлагерь Белжец. Брал у людей деньги за освобождение, но ни разу слова не сдержал. В последнее время устроил в своем доме небольшой гарем из якобы спасенных им еврейских девочек-подростков. Они обслуживали его низменные капризы. Правда, когда какая-нибудь надоедала, отправлял ее в лагерь. Так что получил то, что заслужил. Только ты этим не очень-то интересуйся, особенно у посторонних! Любопытной Варваре нос оторвали.

Олесь понял, что больше ничего от редактора не узнает, и тут заметил Косача. Тот стоял в сторонке и очевидно все это время следил за ними, но не собирался подойти. Их взгляды встретились и Косач кивнул на дверь. Олесь вышел следом за ним. На улице Косач сказал:

– Это был ты?