Дабы не принимать поражения, Тайанне скрежетнула зубами и принялась было рассыпать искры со всей своей тушки, от негодования покрывшейся гусиной кожей. Огненное шоу, может быть, и принесло бы ей пару очков в состязании, но поблизости случилась местная пожарная команда, и в эльфийку прилетели одно за другим три ведра обидной ледяной воды не первой свежести.
Что и говорить, пребывание в этой стране не заладилось, тем более что вместо пива тут подавали вино, а всей работы было — либо ходить в море на шаланде, в надежде набить оную кефалью, либо пасти овец. Для себя Хастред, быть может, и рассмотрел бы судьбу овцепаса, но Тайанне прониклась к местному социуму вполне понятной непримиримостью. Пришлось двигать дальше...
На Кранцию было немало надежд, потому как в широких кругах она славилась тонкостью нрава, куртуазностью и умением изящно и непринужденно сдаваться кому угодно в любых обстоятельствах, так что можно было надеяться на записное миролюбие. Надежды, как им свойственно, не оправдались. Всего лишь неделю провели супруги на просторах этой воспетой бардами державы, выискивая отличия от иных мест, как началось традиционное. Какие-то потасканные ребята, покачивая перьями на шляпах и позванивая шпорами, слишком длинными, чтобы иметь назначение сугубо утилитарное, встретились застенчивой кучкой на пути за городом, поторговались между собой и вытолкнули из своих рядов одного делегата, который опасливо приблизился к Хастреду и маловнятно пригласил его на дуэль за честь прекрасной дамы. Гоблин озадаченно оглянулся на Тайанне, поскольку других прекрасных дам в окрестностях не водилось, получил от нее величественный кивок-дозволение, предупредительно осведомился у дуэлянта, нет ли у того мстительных и властных родственников; узнав же, что нет, аккуратно ударил его с ноги в торец и тем услал на просторы помидорных грядок, простирающихся в этих широтах до горизонта. Любезные кранцузы возроптали, но, поскольку они были кранцузы, сделали это куртуазно и миленько; они объяснили заезжему, что так дуэль не проводится, а проводится она на рапирах. Нет, топор за нее не сойдет, вот извольте есть запасная, вон за сей конец держаться соблаговолите, а иным пронзать. После Укурции Хастред стал осторожно относиться к чужим обычаям и уважать их с удвоенной силой, так что уточнил, какова рекомендованная глубина пронзания, нашел среди грядок катапультированного бретера, похожего на раздавленную тележным колесом лягушку, и добросовестно его напронзал так, что уж никто бы не придрался. А потом попронзал еще, для практики с неловкой колющей хреновиной. А потом еще, потому что понравилось. Ну и потом еще, чтоб так сказать зафиксировать результат.
Все бы ничего, но придрался окружной судья, объявившийся наутро в компании давешних шевалье и объяснивший, что традиции традициями, а совершенно свежий закон дуэли запрещает, типа пронзать надо было как-то менее выразительно. За убийство же проказника надлежит заключить в местную тюрьму, обдумать его вину и вынести вердикт, его же распутную спутницу препроводить в монастырь и там тоже подержать до выяснения. Хастред тоскливо оглядел стражников с алебардами, просиявшую от объявления распутной Тайанне и со вздохом предался в руки правосудия. Относиться к этим лицедеям со всей серьезностью и расчехлять двуручный боевой топор показалось ему неоправданно грубым выходом. Заодно замаячил прекрасный шанс вместо мордобития выступить в суде в свою защиту, а если срастаться и там не будет, то не зря же с рапирой упражнялся, да и из окон давно не выпрыгивал.
Возможно, злодею бы и не поздоровилось по итогам изысканного кранцузского правосудия, но тут опять нашелся вездесущий Чумп, посетивший его прямо в камере в компании палача. Хастред еще обратил внимание, что у человека в колпаке, вроде бы профессионала в обращении со всяким колюще-режущим оборудованием, чрезмерно острая реакция на совсем небольшой ножик у собственного паха. Состоялось красочное бегство со сшибанием, будто кеглей, сонных жандармов, лихой потасовкой в кабачке, где Чумп вписался как родной, качаясь на огромном колесе люстры наравне с местными шляпоголовыми, и посещением одного дома с экзотическим агрессивным освещением, о котором Хастред всегда будет запрещать себе вспоминать, но никогда не сможет забыть. А потом еще по традиции Чумп его затащил в какие-то катакомбы. Хастред и сам был не прочь глянуть, как выглядит драугр по-кранцузски, при их-то драугрском посмертном окоченении и полном неизяществе, но оказалось, что подобной нежити здесь не водится, а воевать пришлось с отвратительными живыми тварями, хищными то ли буйволами, то ли быками, то ли турами, разведенными местным магусом-генетиком. В сейфе у магуса нашлись немалые гранты на исследования, что характерно — в мешках, помеченных печатью королевского казначейства, но Чумп посоветовал не углубляться в теории заговора, пересыпал свою долю в заплечный сидор и испарился.