Ключи от дворца

— Что же ты, Эсимбас, таким концертом нашего нового политрука встретил?

— И к тому же почти земляка, — шутливо добавил Алексей, — только-только собрался передать привет из Ташкента и не успел…

Лицо красноармейца просияло. Переложив винтовку в другую руку, он правую церемонно — будто увидел политрука на пороге чайханы — прижал к сердцу в знак искренности приветствия, чуть склонил голову.

— Немец близко — Ташкент далеко. Когда немец будет далеко, Ташкент станет близко.

Эти спокойно произнесенные слова и то, что Алексей услышал от Джапанова потом, казалось, развеивали ту озабоченность, которой поделился с политруком Вдовин. Вот тебе и глухой кишлак. Гонял баранту на Памире, но перед этим служил в погранотряде. В партию приняли на фронте под Калугой. Сюда попал из госпиталя после ранения. Агитатор во взводе. Вот только газеты редко попадают в руки. Этот месяц, как не стало политрука, неизвестно куда и деваются. И сводки доходят с перебоями. «Наладим, все наладим», — пообещал Алексей.

— А со снайперской не пробовали? — спросил он у Джапанова.

— Нету снайперской…

— Хотели бы?

— Моя и так хороша…

— Э нет, Эсимбас, не говорите, снайперская при метком глазе незаменима.

Алексей подошел к амбразуре. Ничейная земля, расчищенная для лучшего обзора от всего, что затрудняло видимость, лежала за ней мертвенная, иссеченная осколками. Только кое-где торчали реденькие прутья, но и они, скорее всего, были не остатками кустарника, а подготовленными и сохраненными ориентирами. За линией немецких окопов, среди холмов, он попробовал нащупать взглядом дорогу, за которой наблюдал Джапанов. Но сколько ни всматривался, заметить ее так и не удалось, хотя никогда не жаловался на зрение. Наверное, надо было иметь для этого такие же зоркие, пристальные глаза, какие имел Джапанов, привыкший охватывать на нагорных пастбищах нескончаемо далекие просторы и расстояния.

— Немцы танк не пробовали утащить назад? — спросил Алексей.

— Хотели было на прошлой неделе, да мы вовремя заметили, отогнали. Там ночью наше боевое охранение. Да и минное поле…

— Наше?

— Наше, подновили после того боя… И сейчас саперы по ночам наведываются. Скажите, товарищ политрук, как насчет партийного собрания?.. Будем созывать?

— Когда оно было?

— Давненько, месяц назад, еще при товарище Киселеве.

— Значит, пора и собраться.

— А повестка?

— Позже скажу, посоветуюсь с капитаном.

Расставшись с Вдовиным, Алексей возвращался на КП роты и на половине пути едва не столкнулся с выскочившим из-за бокового ответвления окопа красноармейцем. Он бы не узнал Петруню, настолько иным — веселым, прямо-таки счастливым — было сейчас его лицо, которое тогда искажали страх и отчаяние. Но бинт, белевший на руке красноармейца, сразу напомнил недавнее происшествие у бани.

— Товарищ политрук… товарищ политрук… — растерялся от неожиданной встречи и, запыхавшись, дважды повторил Петруня. — Ходил на перевязку и перехватил у письмоносца сводку… Наконец-то… Наступаем, товарищ политрук!..

Он протянул Осташко свернутый в трубочку лист бумаги.

Алексей нетерпеливо развернул его. Почти мгновенно ликующим взором вобрал весь теснившийся длинный заголовок:

В последний час. Наши войска на Западном и Калининском фронтах перешли в наступление и прорвали оборону противника. Немецкие войска отброшены на 40—50 километров.

— Хорошие новости, Петруня! Придешь во взвод, расскажи…

Сам Алексей все остальное решил прочесть на ходу. Очень уж спешил порадовать долгожданной вестью Борисова. И уже шел, когда Петруня робко окликнул:

— Товарищ политрук, разрешите…

— Что еще у тебя? Говори.

— Спасибо вам за то, что поверили мне…

— Ладно, ладно, Петруня. Нам еще с тобой воевать да воевать!

4

Все томились в ожидании, что и здесь, перед Старым Подгурьем, среди тронутых первой сентябрьской позолотой лесов, вот-вот тоже поднимет в наступление уже исподволь заготовленный в штабных верхах и расписанный по срокам, по направлениям наносимых ударов приказ. Но пока никаких видимых признаков этого не замечалось. К тому взводу сорокапяток, что притаился в таволжнике позади окопов роты, не прибавился ни один орудийный ствол. А на какой же прорыв идти без огневой поддержки? Не было и никаких других перемен. Прежним оставался и недокомплект, не уплотнялась и полоса обороны. Правда, почистили дивизионные и полковые тылы. В роту на строевую службу прислали шесть человек из ПАХа [1]и разных мастерских, но такая передвижка проделывалась и раньше и тоже ничего особенного не предвещала.

Как старого знакомого встретил Алексей Уремина, ездового транспортной роты, теперь также поставленного под винтовку. Борисов хотел было определить его к себе связным, на место молоденького красноармейца Пичугина, давно просившегося в пулеметный расчет. Но Уремин с таким разочарованием и обидой на лице выслушал это решение, что Борисов только удивился:

— Что такое, папаша? Чем тебе это не служба?