Ключи от королевства (СИ)

- Увы, наше счастье было кратковременным. Во дворце, среди фризов, которые приехали в Аремор вместе с моей возлюбленной, последовала вереница смертей. Мне не нужны были долгие размышления, чтобы понять, чьи руки творят злодеяния, но я бездействовал – я оберегал имя королевы. А она всё ближе подбиралась к моей Аралуен и моему ребёнку. Я знал, что эта жестокая женщина никогда не медлила с осуществлением своих чудовищных замыслов, и принял единственно верное решение – отправить любимую и младенца в Фризию. Только так, разлучившись с теми, кого любил больше всего на свете, я мог спасти их от гибели...

После этих слов Фредебод умолк и перевёл взгляд на пляшущие языки пламени. Дыхание его становилось глубже – жизнь медленно покидала его тело. Внимательный Тарсис заметил это, а по облику короля догадался, что тот ещё не договорил, и потому сам обратился к нему:

- Мой государь, в начале нашего разговора вы упоминали о какой-то просьбе. Я покорно жду выражения вашей воли и клянусь небесами, что исполню её, какие бы трудности не встали на моём пути.

- Я знал, что могу довериться вам, мастер Тарсис, - тихо проговорил король, и в его гаснущем взоре вспыхнул огонёк надежды. - Теперь вы знаете, что где-то за пределами Аремора живёт родное мне существо, мой единственный ребёнок, которого я никогда не увижу. Вы должны найти моего ребёнка, мессир, ибо он – прямой потомок Ареморской династии, моё единокровное дитя и... мой наследник на троне королевства. Такова моя последняя воля. Судьба самого дорогого мне человека – в ваших руках, мастер Тарсис. Я верю в вас, в ваши решительность, верность и благоразумие, а потому покину сей мир без тревоги и печали.

Мастер-приор Тарсис наклонился к умирающему королю.

Глава 3

Открыв глаза, Ирис не сразу смогла понять, где находится источник потревожившего её сон звона: в её голове, как и прежде, или, может, эти мерные гулкие удары доносились со стороны монастырской колокольни? Если так, то колокол либо призывал обитательниц монастыря на службу, либо случилось нечто важное: к примеру, приезд какого-нибудь высокого гостя, который покровительствовал монастырю.

Отчаянный звон повторился снова: в сонном затишье подвала он был похож на гневный и жалобный крик. А может, Ирис так только казалось, и этот крик рвался из её груди, из самого сердца?.. Боль в спине напоминала ей о падении в трапезной, но горше всего было у девушки на душе: от обиды и унижения. Она могла умереть в этой тёмной, грязной келье, беспомощная и всеми забытая, и никому не было бы до этого никакого дела. Хотя нет, единственным человеком, проявлявшим к ней искреннее сострадание, был Хэйл, монастырский истопник.

Собственно, Хэйл, мастер на все руки, выполнял в Приюте Разбитых Судеб самую разнообразную работу: чинил кровлю, мебель, колол дрова, выносил помои, чистил отхожие места. Послушницы и монахини редко называли его по имени: с «лёгкой» руки настоятельницы Хэйл получил прозвище Дед. Это был неуклюжий, подволакивающий правую ногу великан, с простодушным лицом, вечно покрытым сажей и копотью. По мнению Ирис, дедом его звали зря. То, что седина посеребрила виски и бороду, - пустяки; зато глаза у него были молодые и ясные, как горное озеро. Сильные умелые руки Хэйла и его постоянная суетливость также мало напоминали о старости.

С тех пор, как Ирис заточили в подвале, а хлеб и воду ей приносила немая монашенка, Хэйл был тем человеком, который старался, как мог, облегчить страдания девушки. Каждый раз, когда он приходил, чтобы забрать её ночной горшок, у него для Ирис был припасён какой-нибудь гостинец: то мочёное яблоко из зимних монастырских припасов, то варёное яйцо, то горстка кедровых орехов. Хэйл менял повязку на голове девушки и приговаривал – жалел сиротку:

- Не горюй, детка! Видел я прошлой ночью сон – обедали мы с тобой у самого князя Гримберта: я пил брагу медовую, значит, веселиться буду, а ты ела булки пышные, белые, сладкие, маком присыпанные, стало быть, счастье тебя ждёт...

Ирис еле улыбалась бледными губами:

- Счастье, говоришь? Не такое ли, как у бродячих циркачей в дырявом балагане?

- Не говори так, детка, не надо Судьбу неблагодарным словом гневить. И не тоскуй. Вот уж личико у тебя осунулось, глазки потускнели. От кручины это, детка, не горюй...

- Да как же тут не кручиниться, Хэйл? – вздыхала Ирис. – Страшно мне... Что если задавит меня эта темница?

- Время-то летит, детка, - успокаивал её Хэйл. – Был день, когда тебя сюда упрятали, наступит день, когда ты отсюда выйдешь... Поверь мне – рана затянется, обида забудется...

Рана, конечно, заживёт, думала Ирис, но забудутся ли боль и обида?