Ключи от рая

Если их прибрать к рукам да прибавить к ним те, что лежат у него в тайнике, получится очень даже приличная сумма. А там видно будет, можно даже в Ордею перебраться: умные люди и там живут неплохо. И уж тем более там можно прожить с деньгами.

Мысль действительно была интересной. Оставалось решить одну маленькую проблему: как обокрасть Корригана. И не просто обокрасть, но и остаться при этом в живых.

* * *

Дом Корригана я нашел совершенно случайно. Мог бы вообще пройти мимо, но обратил внимание на что-то темное, густо заросшее лианами. Подошел ближе – и только тогда понял, что это и есть построенный Корриганом дом. Он был невысок, с плоской, крытой местным камышом крышей и больше всего напоминал большую собачью конуру.

Лианы росли здесь далеко не случайно – скорее всего, их посадил еще Корриган. Ближе к осени они зацветут, я знал, что цветы у них очень душистые и красивые. Выходит, у Корригана есть тяга к прекрасному. Это стало для меня новостью.

За прошедшие годы лианы разрослись чересчур густо, я с трудом пробрался к двери сквозь густые заросли. Дверь оказалась не заперта, я осторожно открыл ее и вошел внутрь.

В доме было очень темно и сыро, он представлял собой единственную комнату размером примерно пять на пять метров, с двумя маленькими окошками. В окнах был колдовской лед – выходит, он весьма долговечен.

Вся мебель оказалась самодельной. Я разглядел грубую деревянную кровать, стол, пару полок на стенах и валявшийся кверху ножками табурет. Особый колорит интерьеру придавала густая бахрома паутины, опутавшая потолок и стены, особенно много ее было в углах.

Нагнувшись, я поднял табурет и отпрянул, обнаружив под ним пару жирных черных сороконожек. Кривясь от отвращения, быстро раздавил сапогом их головы – не хотел, чтобы эта гадость удрала и потом меня покусала. Оставив обезглавленных сороконожек извиваться на полу, быстро вышел на улицу.

Здесь было сухо и тепло. И тихо – если не считать громких криков какой-то птицы, выражавшей решительный протест против моего бесцеремонного вторжения.

– Можешь не кричать, не уйду, – взглянув на глупую птицу, я вытянул из посоха меч и начал под корень вырубать окружавшие дом лианы.

Может, они и красиво цветут, но как-то слишком уж тут из-за них тоскливо. Темно, мрачно, света не видно – и что Корриган в них нашел?..

Лианы оказались довольно крепкими, я заметил, что срезы тут же окрашивались в бледно-розовый цвет, это вызывало неприятные ассоциации с кровью. Для того чтобы полностью очистить дом, мне даже пришлось взобраться на крышу: крепкие усы лиан намертво впились в бревна. Обрубив их, я сбросил вниз и сгнивший камыш – теперь придется искать, где он растет, чтобы заново накрыть крышу. Потом спустился вниз и оттащил обрубленные лианы в сторону, сложив их в одну большую кучу. Подойдя к дому, взглянул на него – и остался доволен проделанной работой.

Остаток дня я посвятил уборке дома: сметал со стен паутину, выметал пыль и грязь, тщательно выскоблил, оттащив к ручью, стол. Подумав, так же поступил и с табуретом. И лишь когда сгустились сумерки, я наконец-то уселся на табурет и облегченно вздохнул.

На ужин у меня было сушеное мясо койва и чистая вода из ручья. Горела на столе колдовская свеча – подарок Альвароса, я жевал мясо и думал о том, насколько все это странно. Не верилось, что здесь, в этой комнате, на этом самом стуле и за этим самым столом когда-то сидел Корриган. Но вот она, вырезанная ножом на столешнице буква «К». И еще, чуть выше, женское имя «Эмма» – уж не пассия ли Корригана? Теперь, когда я отскоблил стол, надписи стало видно еще лучше – черные буквы на светлом фоне. Сидел он здесь когда-то, вырезал их. О чем он тогда думал? И каково было ему, сваргу, привыкшему к цивилизации, оказаться в этом глухом лесу? Сколько ему тогда было – меньше двадцати? Я старше, я гасклит и вроде бы должен быть привычнее ко всему этому – но даже мне не по себе. Я задержусь здесь на неделю, от силы на две. А он прожил здесь девять лет…

Спать я лег на кровати Корригана. И так же, как когда-то он, лежал на свежих ветках строзии – успел наломать их еще засветло. Старые, слежавшиеся и пожелтевшие, я выбросил во время уборки. Я лежал и думал о том, что даже лапник этот мы ломали с одних и тех же деревьев.

Свечу я не гасил, благо она и в самом деле была вечной. Просто со светом я чувствовал себя как-то спокойнее. На табурете рядом со мной лежал меч, я долго смотрел на его лезвие, размышляя о том, что Ив после себя оставил хотя бы этот меч. А что оставлю я? Мне двадцать девять лет, но сделал ли я хоть что-нибудь, способное напомнить потомкам о жившем когда-то на этом свете Кирилле Воронцове? И речь даже не об имени, я не прошу, чтобы меня помнили. Просто останется ли после меня хоть что-то, помимо могильного холмика с крестом? А ведь может не быть и этого…