Ключи от Стамбула

Вскоре Александр II собрал совет, участвовать в котором пригласил Игнатьева. Исполняя желание главнокомандующего, Николай Павлович твёрдо заявил, что раз уж война начата, то он не считает возможным подчинять военные действия дипломатическим соображениям чуждых нам держав; особенно тех, кто имеет наглость заранее определять размеры театра войны.

— Прежде всего, я говорю об Англии, о той неслыханной дерзости британского правительства, которое осмелилось предложить нам «не переходить Балканы», — с мужественной простотой сказал Николай Павлович. — Я считаю, что Южная Болгария, где началось восстание против мусульман, должна быть поставлена в равные условия с той, что граф Шувалов и лорд Дерби называют Северной. Да и вообще, Россия не обязана плясать по щелчку английской королевы.

Уловив камешек в свой огород, Горчаков сверкнул глазами. Его верхняя губа поползла вбок, а нижняя задёргалась, словно канцлера страшно обидели и он вот-вот заплачет. — «Сдаёт старик, сдаёт», — отметил про себя Николай Павлович, и сам не понял, отчего ему вдруг стало жаль светлейшего. Быть может, оттого, что все примолкли и старались не смотреть на князя, столь неожиданно лишившегося дара речи. Не услыхав привычных колкостей в свой адрес, Игнатьев крайне удивился, но, чтоб не длить паузу, решительно продолжил: — Я от сердца желаю, чтобы мы не стали на стезю незавершённых начинаний. Оставить истерзанную Южную Болгарию на произвол туркам, в угоду Англии и Австрии, это значит нанести России непоправимый моральный урон, если хотите, поражение! К тому же, нельзя забывать, что политика Англии это катушка, на которую сколько ни мотай, всё мало! — Николай Павлович был глубоко взволнован. Мысль об уступке Англии, о возможном поражении российской дипломатии, бросала его в дрожь, внушала ужас, и он сурово заявил, что безволие нашей политики усилит недовольство в обществе. — Без уяснения цели войны победы не бывает. Главным поводом для очередного совещания стало прибытие князя Милана Обреновича с его первым министром Ристичем в Плоешти. Оказывается, правитель Сербии всю жизнь мечтал «помочь России» и ничего так страстно не желал, как возобновить войну с османами, но поскольку у его солдат, к несчастью, кончились патроны, то он нижайше просит помощи. Понятно, безвозмездно.

Иными словами, князь Милан беспардонно врал и лицемерно заискивал. То есть, привычно клянчил деньги.

Известный мот, плохой игрок, он не стеснялся брать кредиты и никогда не погашал долги. По примеру турецких султанов, незадачливый сербский правитель все средства государственной казны бесстыдно тратил на себя, нисколько не заботясь о народе.

Глава V

Когда князь Милан и его премьер обратились к Игнатьеву с просьбой поддержать их ходатайство перед императором, Николай Павлович сказал, что Сербии, прежде всего, необходимо загладить вину за свою прошлогоднюю кампанию, начатую так некстати и совершенно не вовремя.

— Да чем же мы не угодили вам? — поглядывая друг на друга, как нашкодившие обалдуи, театрально возопили сербы.

— Вы начали войну не только против наших планов, но и против интересов собственного народа, дав тем самым возможность Австро-Венгрии проявить свои претензии на Боснию, а Турции — подготовиться к войне с Россией, — возмущённо ответил Игнатьев. — Вашу милицию вооружала Вена! Вашим суфлёром стал мадьяр! Да, да! Он самый! Дьюла Андраши!

Будь его обвинения звонкой монетой, князь Милан и его премьер-министр до гроба не знали б нужды.

Князь Карл, узнав о намерении своего соседа возобновить войну с османами, почувствовал ужасную неловкость. Гордому немцу никак не хотелось оставаться безучастным зрителем при переправе русских войск через Дунай, и он решил, что после провозглашения независимости Румыния вполне может участвовать в войне.

— Я переправлюсь на тот берег западнее Видина! — заверил он Игнатьева. — Мои солдаты хотят драться.

Князь Горчаков, боявшийся обидеть Вену, высказался грубо, но понятно, — против того и другого.

— Пусть оба катятся ко всем чертям!

Осознавая превосходство своего государственного положения, он позволял себе развязность и нередко бравировал ею.

— Мне так и передать? — спросил Николай Павлович, примерно зная, что ему скажет светлейший.

— Ну, что вы, право, как ребёнок! — рассерженно воскликнул канцлер. — Скажите этим доброхотам, что нам их помощь не нужна — ни в коей мере. Белградская милиция нам только помешает, точно также и румыны ограничат наше наступление.

Он не желал никаких осложнений.

Ожидая, что турки скоро будут просить мира (одна из иллюзий Александра II, внушённая ему светлейшим князем Горчаковым), граф Адлерберг предполагал, что Игнатьева отправят в авангард для переговоров, не прерывая военных действий — пока наши условия не будут приняты.

Князь Церетелев, состоявший при штабе Дмитрия Ивановича Скобелева, уверенно сказал, что вода в Дунае высока и до второго июня ничего нового не будет.

— Тогда начнётся переправа, — сообщил он таким тоном, точно её успех зависел лично от него или, по крайности, от его нового начальства.