Ключи счастья. Том 1

— Ах, замолчи, Соня! Ради Бога! Не все ли равно? Я хочу только видеть его всегда. Мне хотелось бы быть его рабой… вещью, которой он касается руками. Я прислуге его завидую… его лошади… подушке его, на которой он спит. Соня… Он такой молодой еще, Соня И я молода. Мы с ним пара. Он зовет меня «Мари»… — задумчиво шепчет она. И нежно улыбается своим видениям.

Соня сбита с толку.

— Однако… что же из этого всего выйдет? Если бы хотя он любил тебя, Штейнбах…

Маня делает великолепный жест презрения.

— Если бы Штейнбах положил к моим ногам царство и пламенную любовь свою, а Нелидов обещал бы мне только нужду и унижения…

— Ты пошла бы за Нелидовым? — вскрикивает Сеня.

— О, да… О, конечно! Соня стоит растерянная.

Какая тайна жизнь! Какая тайна душа Мани! Темный колодец. Она не видит дна.

— Николенька, друг мой… Болен ты, что ли?

Анна Львовна сидит в кресле. На пышных седых буклях чепец. На ногах плед. Она зорко следит непотухшими еще глазами за своим Вениамином [48]. Как он осунулся за одну ночь!

Нелидов ходит по маленькому залу. Его легкая походка изменила ему. Шаг неровен и тяжел. На белом лбу с полоской загара, между темных бровей, глубокая морщина. Вчера ее не было.

— Голова болит, не волнуйтесь. Я провел бессонную ночь.

Запавшими, лихорадочно блестящими глазами он глядит в окно и молча кусает губы.

Какие демоны овладели вчера его душой? Если бы он жил в средние века, он готов был бы обвинить Маню в колдовстве. Ему уже 28 лет, но не было в жизни его ни ошибок, ни увлечений. Он гордился своей выдержкой, над которой работал с детства. Ни одна женщина не владела им. Лора была последней его связью. Самой серьезной и значительной. Эта женщина, романтичная и истеричная (ненавистный ему тип), два года почти преследовала его своей любовью. И когда они сошлись наконец, он, как всегда, стал господином положения.

И разрыв дался ему легко. Знал ли он муки ревности? Нет. Слезы неразделенной страсти? Нет. И никогда то, что принято называть любовью, не мешало его карьере, его поездкам в Россию, его общению с матерью. Он считал себя застрахованным от безумия. В глубине души он всегда презирал женщин. Одна только мать его стояла недосягаемо высоко. Но ведь то была его мать…

Он вспоминал… Конечно, и раньше бывали минуты, когда страсть владела им и делала его зверем. Утонченный и деликатный в общении, он любил, как дикарь. Это все женщины говорили ему с восторгом. Лора называла его «русским медведем»… Отец передал ему свой темперамент. Выдержку и привычку к анализу он унаследовал от матери. И эта выдержка дала ему возможность безупречно прожить самые бурные годы юности.

Душу и тело он берег для будущей жены. Он все чаще за эти два года мечтал о ней. Она должна быть безупречна, как его мать. Их брак будет светел и счастлив. Полюбив ее, он пройдет бесстрастно мимо всех красавиц, даже таких, как Лора. Ее он и сейчас иногда видит во сне. И долго потом бывает раздражительным и угрюмым. И хищно глядит на красивую босоногую Наталку, которая, засучив подол и мурлыча песню, с невинным личиком моет полы.

Фи! Этого недоставало! Заводить романы в усадьбе, под кровлей матери! С ее крестницей?

И он избегает встречаться с миловидной девчиной. Она так краснеет и пугается, когда он с нею заговаривает.

Как же объяснить себе и другим вчерашнее наваждение?

Или он не знал себя?

Но как жить теперь, не уважая себя? Делаясь безвольной игрушкой своих порывов? Рабом первой попавшейся девчонки… Разве это не позор? Разве с этим можно мириться?

Минутами ему кажется, что он ненавидит Маню. Минутами ему хочется обвинить ее во всем, чтобы можно было наконец передохнуть с облегчением. Разве чистые девушки отдаются глазами, поцелуями, как это делала она? Конечно, это развращенность бессознательная. Это избыток темперамента. Пусть это даже ее первая любовь! Но почему она так стихийно действует на него? Поднимает в нем такую бурю желаний? Разве девушки имеют темперамент. Он дремлет в них. А чаще его нет. И это хорошо. Только с такими женами можно жить спокойно. Недаром греки говорили: «Слава тебе, юноша пылкий. И женщина холодная!..» В девичьей пассивности так много прелести. Девушка должна быть стыдлива… робка… Если бы вчера Маня не обняла его шею руками и не ответила на его ищущий поцелуй, если бы она испугалась его ласк, — разве мог бы он потерять самообладание? Да… Да! Она одна во всем виновата!

Но от этой мысли не легче. Он должен жениться…

«Люблю ли я ее?» — с ужасом спрашивает он себя в это утро. И тщетно ищет в душе нежности.

Нет! Одно стихийное, упорное желание. Возможно ли насытить такую жажду? Неужели он сделается рабом своей страсти? И изменит самому себе?