Читаем Ключи счастья. Том 2 полностью

Штейнбах садится на знакомую скамью. Снежинки тают на его губах.

Но тоска гонит его дальше. И он идет опять, опустив голову, как бы ища следов на этой дороге, где прошла его Любовь. Знаешь ли ты дорогу назад? Ты, изменчивая, не ведающая пощады!

О, если б встретить ее снова, эту юную, прекрасную любовь! Если б в чей-нибудь душе еще раз вызвать желание! Если б упиться в последний раз обманом! Час перед закатом — прекраснейший час нашей жизни. Не потому ли, что ночь близка, краски неба пылают так щедро?

Его скорбные глаза глядят вверх, словно следя за исчезающим видением.

Легкое восклицание доносится до его слуха.

— Погодите, одну минутку погодите…

Кто это говорит? Слабый, почти детский голос…

Штейнбах останавливается.

Перед ним маленькая, хрупкая фигурка. Ее можно было бы принять за девочку-подростка, если б не длинное платье. На ней черная короткая каракулевая жакетка. В тени барашковой шляпы с широкими полями бледное личико с огромными глазами кажется совсем маленьким и призрачным. Рука в теплой перчатке робко ложится на рукав Штейнбаха, и слабый голос говорит:

— Вы так прекрасны! Дайте мне еще раз взглянуть на вас и запомнить ваши черты!

Он смотрит на нее пристально и сам чувствует, как хищен его взгляд. Нет. На искательницу приключений она совсем непохожа. В руке у нее футляр от скрипки. Как жаль, что она некрасива! Одно мгновение они молча глядят в зрачки друг другу. И он ясно читает в этом лице. Да… да… нельзя ошибиться. Из глаз этой девушки глядит на него Мечта.

— Позвольте предложить вам руку, — говорит он, приподымая шляпу. — Вы идете из Консерватории?

— Нет, я ушла оттуда час назад. Я гуляла, — отвечает она просто и доверчиво, как будто знала его годы. — Вы заметили деревья? Они как в сказке нынче. Завтра задует ветер, иней опадет. И они опять будут голыми и жалкими. Мне больно расстаться с ними.

«Как Маня прежних лет, — думает он. И сердце его тихо и сладко стучит. — Как девочка Маня, любившая меня».

— Тогда сядем здесь или пройдемся, — вкрадчиво говорит он.

— Да-да, я так рада! Но ведь вы спешили куда-то?

— Мне некуда спешить…

Она внимательно смотрит на его портфель. Ее поразил очевидно звук его голоса. Но чуткость художественной натуры не позволяет ей ни на одну минуту заподозрить его в рисовке. Не лгут с таким лицом. Она это чувствует.

— Как это странно! — говорит она, садясь рядом с ним на скамье. — Когда я проснулась нынче, моя подушка была вся залита слезами. Это я плакала от счастья. И с утра я ждала чего-то большого, чего-то важного. Постойте. Почему вы улыбнулись? Вы думаете, что я ненормальная?

— Нет-нет, говорите.

— Я устала ходить, я решила вернуться домой. Но какой-то голос шепнул мне: «Пройди еще один раз, в последний раз… Я пошла и встретила вас. Вы верите в предчувствия?»

— Верю.

Она смолкает и с восторгом смотрит на него.

«Она не так некрасива, как мне это показалось в первую минуту, — думает Штейнбах. — Неправильное, скомканное личико, вздутые губы. Но как хороши глаза! Таинственные, бездонные, зловещие и что-то знающие, чего другим знать не дано. Глаза истерички. Они делают это лицо значительным и необычайным…»

Вдруг дрожь пробегает по ее худеньким плечам.

— Вы озябли? Позвольте, я доведу вас до дому. Вы далеко живете?

— На Остоженке. Да, я, должно быть, простудилась. Я так давно на воздухе. Я все ждала, — говорит она, совсем просто, как говорят об обычном.

— Позвольте вам представиться. Адвокат Берг.

— А меня зовут Лия.

— Дайте мне вашу скрипку. Вы давно учитесь?

— В этом году я кончаю.

— Да? А я думал, что вам не больше шестнадцати лет.

Они идут медленно. Он бережно прижимает к себе эту маленькую ручку.

— У какого профессора вы учитесь?

Она вдруг останавливается и жалобно говорит:

— Пожалуйста, не надо расспросов. Не надо меня занимать. Моя душа полна… Эти минуты так прекрасны! Будем молчать. И тихо вот так идти рядом. И я буду думать, что это не случайность. Что это наши жизни сплелись, как наши руки.

Штейнбаху хотелось бы усмехнуться на этот бред «развинченной истерички». Но странное волнение будят в нем эти наивные слова. Воспоминания, конечно. Разве Маня не была такой же истеричкой? Разве не одни истерички дают поэзию и краски в банальном сближении?

Они молча, каждый действительно с душой полной смятения, проходят весь бульвар, всю площадь. Вот и Остоженка. Они поднимаются вверх, сворачивают в переулок.

— Здесь, — говорит она, останавливаясь перед двухэтажным деревянным домом.

Минута неловкого молчания. Он приподнимает шляпу, кланяется. Ее глаза широко раскрыты.

— Вы хотите уйти? — И, не дожидаясь ответа, испуганно подхватывает: — Нет-нет, разве это возможно? Неужели вы не чувствуете, что это невозможно?

Что-то злое и темное встает опять в душе Штейнбаха. «Приключение? Что ж? Она не хуже всякой другой. Даже интересна…»

— Вы живете одна? — звучит его вкрадчивый вопрос.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже