Клоака. Станция потери (СИ)

— Хочешь сказать, что света нет из-за зомби? — интересуется у Беллы Семен, словно Черноволосая какой-то гид.

— Ну не конкретно из-за них, но… Да какая разница? Что-то определенно произошло, пока мы ехали от одной станции к другой, так?

Белла всех недовольно оглядывает, а я, занимаясь тем же, чем и она, останавливаю свой взгляд на Тихоне. Все еще не понятно, молодой он или взрослый, но «последний пассажир» больше не спит, а стоит на своих двоих так же, как и мы, смотря на город через окно над сиденьями.

— Эй, — тихо зову я Врача и, когда он ко мне оборачивается, незаметно для остальных киваю в сторону еще одного нашего попутчика.

Семен понимает меня с полу жеста.

— Юноша, может уже присоединишься к нам? — спрашивает он, заставляя всех нас вздрогнуть. — Нехорошо в такой ситуации отбиваться от коллектива.

Тихоня скидывает с головы капюшон, после чего медленно поворачивает к нам голову, и мы наконец-то можем увидеть его лицо.

У него под глазами проступают хорошо различимые даже с такого расстояния темно-серые мешки, легкая щетина на скулах прибавляет ему возраста, хотя, как мне кажется, мы с ним ровесники. Плюс-минус год. Он смотрит на нас с некой злобой и раздражением, и от этого взгляда хочется куда-нибудь сбежать.

Я замечаю, что и Маша и Белла чувствуют себя так же, как и я. Все мы невольно отступаем от него назад, а остальные, разумеется, кроме Темы, наоборот, напрягаются, готовые в любой момент… Что? Не знаю. Но и Сергей, и Семен с Дмитрием уже настраиваются по отношению к Тихоне враждебно.

— Может, хотя бы представишься?

Парень резко переводит взгляд на задавшего ему вопрос Мандарина и внимательно всматривается в его лицо. Потом он смотрит на Врача и опять выражение его лица искажается в злобной гримасе.

Я готова поклясться, что он вот-вот набросится на одного из них с кулаками. Вот только…с чего вдруг такая агрессия? Никто из нас не был знаком друг с другом, пока нам не повезло спуститься в метро и сесть на этот поезд. И злиться на незнакомцев просто так?..

Нужно держаться подальше от тех, кто неспособен контролировать свои эмоции. Такие люди способны на неожиданные и пугающие поступки.

— Давайте оставим его? — шепчет Маша. — Если он не хочет о себе рассказывать, то нехорошо его заставлять. Прости нас за назойливость.

Последнее она уже произносит для Тихони.

Нужно заметить, что у Маши довольно тихий и спокойный голос. Голос настоящей учительницы, в сотый раз объясняющей бестолковым детям, что два плюс два помноженный на два, это шесть, а не восемь. Потому что если скобок в уравнении нет, то первым делом числа всегда множатся, а только потом складываются.

— В самом деле, — поддерживает ее Белла. — Сдался нам этот пришибленный.

Мельком взглянув на Тихоню, я понимаю, что ни до одной из них ему нет никакого дела. Семен и Дмитрий — вот кто ему важен.

— Нина, ты думаешь так же? — спрашивает у меня Врач.

Думаю.

— Да.

Но я не уверена.

— Тогда, нам просто стоит дождаться остановки, — говорит Дмитрий. — А этот пусть едет дальше, раз так хочется.

Поезд начинает притормаживать.

Мы вновь устремляемся к окнам, за которыми все еще ничего не видно. Вскоре вид города сменяется на высокие, железные пласты, ограждающие платформу станции от территории, не принадлежавшей метрополитену.

— Будто к вокзалу подъезжаем, а не станции, — говорит Сергей.

Точно. И правда похоже.

— Зомби пока не видно, — произносит Белла то ли серьезно, то ли шутя.

Я бы уточнила, сказав, что вообще ничего не видно.

Здесь света тоже нет.

Поезд останавливается, скрипнув тормозами, и все двери, выходящие на сторону платформы, открываются одновременно.

Сквозняк моментально проникает в душный, как мне теперь кажется, вагон, но выходить наружу пока никто и не решается. Свет от ламп освещает небольшую площадку платформы. Я чувствую, как стук сердца отдается в ушах пульсирующим грохотом.

Чувствуют ли себя так же остальные?

— Нужно идти, — нарушает тишину Дмитрий.

Он первым шагает за пределы вагона.

Наверное так тихо, как сейчас, бывает только на кладбище. Идиотские сравнения опять лезут в мою голову, но я ничего не могу с собой поделать.

— Кажется…никого нет, — говорит он, оглядываясь.

Я вижу, как нервно сглатывает образовавшийся в горле ком сомнений Сергей, но все же переборов свой страх, он спускается на платформу.

Но страх ли это?

Может, это инстинкт самосохранения?

Его спортивная сумка все еще висит на его плече, и он резко ее поправляет, оглядываясь по сторонам. Белла выходит из вагона увереннее, но мне кажется, что коленки от страха у нее все же трясутся. Хотя, возможно это и от холода.

Стоит помнить о том, что одета она далеко не по погоде.

— Я… Я не хочу идти, — говорит Маша, качая головой. — Не нравится мне это все…

Она обеими руками стискивает лямки своего рюкзака, с которым, как по мне, в школу ходят мальчишки с класса пятого по одиннадцатый. Может она не учитель, а какой-нибудь репетитор? Надо бы у нее спросить, как время появится.