КЛОДЕТ СОРЕЛЬ

Лучшие, как Финкельштейн, те работали на важных интереснейших должностях. Мишка Финкель пошел на повышение все в том же политическом отделе, выявляя контру и безжалостно ее искореняя. Начальник отдела Владимир Михайлович Курский[23] нарадоваться не мог на такого работника, ставил его в пример и всячески продвигал.

А потом взял, да и застрелился, когда вместо него главным по борьбе с контрой стал Яков Агранов[24]. Чего, спрашивается? Испугался «ежовых рукавиц» нового наркома?

По правде сказать, рукавицы-то были и впрямь ежовыми, всех любимчиков прежнего народного комиссара выгоняли с работы, а то и вообще сажали. Ну, это было понятно. Оказался Генрих Григорьевич замаскированным врагом и был отдан под суд. Естественно, что к тем, кого он понабрал в центральное управление, органы теперь относились с подозрением и вылавливали то тут, то там таких же выродков, как и сам Ягода.

Зато в НКВД ввели воинские звания, это было красиво. Получил Кузя новехонькую синюю тужурку с треугольниками в петлицах и треугольниками на рукаве, с вышитой золотом эмблемой органов. Такие тужурки, а не гимнастерки, носили те, кто работал в главном управлении, так что все видели – этот «из аппарата». Приятно! Единственное, что омрачало радость, это само полученное звание – сержант госбезопасности. Вообще-то, по армейским понятиям был он лейтенантом, но вот девушкам таких тонкостей не объяснишь. Так они и считали, что симпатичный парнишка в красивой тужурке – младший командир, и никак им не растолковать, что нет у них в НКВД ни младшего комсостава, ни старшего, вообще никакого состава нет. Ну, это с трудом, но можно было пережить.

Финкель, правда, стремительно продвигаясь по службе, стал старшим лейтенантом ГБ, то есть, армейским майором, вот это было пережить труднее. Сверкали у него две рубиновые шпалы в малиновой петлице, так что девушкам он майором и представлялся.

Потом, слава Богу, треугольники сержантам заменили на кубики, как у лейтенантов, но все равно они уже давно по девушкам вдвоем не ходили. То ли негоже сержанту с майором вместе приключений на одно место искать, то ли из каких других соображений, но как-то разошлись Кузя с Финкелем. Да и интересы у них теперь были совсем разные. О чем ему теперь с Кузей разговаривать? О том, как писать: «ужасный» или «ужастный»?

 

Когда Никиту в марте вызвали к начальнику отделения, Кузя ничего такого и не заподозрил. Зашел в кабинет к Владимиру Ефимовичу[25], а там его уже ждали. Вежливо предложили сдать оружие, сняли ремень, портупею, аккуратно спороли петлицы, ловко срезали пуговицы с форменных синих бриджей и так же вежливо и быстро отправили во внутреннюю тюрьму НКВД, благо далеко ходить не требовалось, все в одном здании. Раньше Кузя считал, что это удобно, когда тюрьма находится прямо на работе, но теперь сильно в этом усомнился. Лучше было бы ехать куда-нибудь, а не позориться в собственном здании. Понятно, что наши очень скоро разберутся, кто враг, а кто друг. А ошибки надо исправлять, еще, глядишь, в качестве компенсации и дадут заветную шпалу в петлицу. Но это – потом, а пока Кузю свели в подвал и втолкнули в камеру.

 

Смотреть на камеру изнутри гораздо интереснее, чем снаружи – работая следователем, Кузин часто заглядывал во внутреннюю. Рассмотрел своих новых соседей: двое в штатском, в возрасте, а третий – в форме, тоже, видно, из наших. Один из штатских показался смутно знакомым, вот только Кузин никак не мог вспомнить, где же он его видел?

Кивнул, прошел к свободной койке, сел. Нет, конечно, разберутся, видимо какая-то группа особо ретивых решила мести всех без разбору, бывает. Ему ли не знать. Правда, опять же из опыта, Никита понимал, что занять это может несколько дней, пока то, да се. А потом еще какой-нибудь ленивый придурок в отделе учета отложит заполнение нужного бланка на пару дней. А там скажется больным, а затем уйдет в отпуск – все может быть. И никого скорейшее освобождение невиновного сержанта госбезопасности так не волнует, как самого Кузина. В общем, надо набраться терпения.

Самое неудобное – отсутствие зубной щетки и смены белья. Если бы взяли из дому, то он успел бы собраться, но взяли-то на работе.

Маленьким воробушком билось где-то в груди холодное: не выпустят тебя никуда, Кузин. Потому что взяли тебя в кабинете твоего непосредственного начальника, Владимира Ефимовича Цесарского, прямо на службе. Значит, приказ пришел сверху. А раз так, то хрен тебя кто выпустит на свободу. И если бы брали тебя за прегрешения, то брали бы из дому, а не на работе. Так что, признайся, Кузя, сам себе, как человек, не один год проработавший в органах: ошибку свою чекисты не признают нипочем. И выпускать его, такого честного и преданного народному делу, никак нельзя. Брякнет Никита Васильевич Кузин по пьянке, что НКВД арестовывает невиновных – и все, 58-ая, часть 10-ая. И брать его придется во второй раз. Так к чему все эти хлопоты? Прямо сейчас дать срок, да и все дела.