Клодет Сорель

— Я знаю, что там написано, — сухо ответил Кузин. Не хватало еще, чтобы она ему диктовала что спрашивать, а что — нет. — Я хочу, чтобы вы это мне сами сказали, а потом собственноручно расписались. Если вы такая опытная заключенная, то должны знать, что внизу каждого протокола есть место для вашей подписи, и текст там гласит: «С моих слов записано верно». Понимаете? С ваших слов, а не с моих. Так что потрудитесь отвечать на мои вопросы. Итак, я повторяю: как вы оказались в Ялте?

Она вздохнула и тусклым голосом начала:

— В ноябре прошлого года я освободилась из Соловецкого лагеря особого назначения…

— За что отбывали срок?

Она пожала плечами.

— Честно говоря, понятия не имею. Там предъявляли какие-то обвинения, но я ничего не поняла. Вот вы сейчас меня допрашиваете, вы меня в чем-то обвинить хотите?

— Во-первых, вопросы здесь задаю я. Ваше дело на них отвечать. Во-вторых, не хочу обвинить, и не собираюсь даже. Я хочу выяснить истину, только и всего. Это моя работа. Теперь понятно?

— Понятно. И в чем же меня обвиняют?

— Вас пока ни в чем не обвиняют. Пока что идет следствие, если вы, как вы говорите, провели полжизни в тюрьмах, то должны бы знать разницу. Пока вы только подозреваемая.

— Пусть подозреваемая. Но в чем?

— Знаете, — усмехнулся Кузин. — Это вы меня, похоже, допрашиваете, а должно быть наоборот. Я вам сейчас отвечу, и мы продолжим допрос. Вас подозревают в организации преступной группы с целью побега за границу.

— Помилуйте, гражданин следователь, разве это преступление?

— Преступление. И хватит вопросов! Иначе я прикажу отвести вас обратно в камеру, и будете сидеть, пока снова не позову. А дел у меня много, сидеть придется долго, так что не тратьте время. Ни мое, ни свое. Я спрашиваю, с какой целью прибыли в Ялту?

— Я хотела, наконец, воссоединиться с моими родственниками.

— Какими родственниками, где они живут?

— У меня родная тетя в Англии, двоюродная сестра….

— Как зовут вашу тетю?

— Ксения Александровна, папина родная сестра, — удивленно ответила женщина, как будто это было само собой разумеющимся. — Еще одна тетя — в Дании, Ольга Александровна, другая папина сестра. У меня еще и в Париже родственники есть: моя кузина с мужем, Юсуповы, Ирина и Феликс… Ну, там, правда, сложно все.

«Ничего себе!»

— То есть, вы продолжаете утверждать, что являетесь младшей дочерью царя Николая Второго — Анастасией?

— Я же сказала: пусть будет Анастасия.

— А я повторяю: не пусть будет, а?..

— Анастасия, — обреченно сказала она.

Кузин записал: «Анастасия». Все колебания — Мария — не Мария, Анастасия — не Анастасия — он решил в протокол не вносить. Лишняя путаница и много лишних вопросов от начальства. Если этой безумной все равно, то пусть, действительно, будет Анастасия. Как в Берлине. Даже престижно, мол, у вас — своя, у нас — своя.

— Если вы утверждаете, что вы на самом деле не Надежда Владимировна Иванова-Васильева, а младшая дочь бывшего царя великая княжна Анастасия Николаевна Романова, то где вы находились во время расстрела царской семьи?

Женщина вздрогнула. Она и так-то говорила тихо, а тут было еле слышно.

— Там и находилась.

— Я повторяю вопрос: «там» — это где?

— В подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге.

— Другой вопрос: откуда у вас на теле следы пулевых ранений?

Она резко побледнела. Кузин даже испугался: вдруг сейчас с ней припадок будет!

— Воды налить, Надежда Владимировна?

Он неожиданно обратился к ней по имени-отчеству. Вообще-то надо было ее назвать «подследственная», но Кузе стало жалко эту несчастную. Она ведь когда-то была веселой красивой девушкой. Вон и сейчас видно, что хорошенькая была. Не семнадцать лет, конечно, но все же вполне, вполне. И вообще, не Анастасией же Николаевной ее называть, правда?

Он налил ей теплой застоявшейся воды из графина, она благодарно кивнула, отпила немного. Вздохнула:

— Мне трудно говорить об этом.

— Я обязан спросить, вы обязаны ответить, — чуть ли не сожалея, сказал Кузин.

— Хорошо. Эти следы пулевых ранений остались после того, как меня и мою семью расстреляли в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.

— Вы были среди тех, кого расстреливали в Екатеринбурге?

— Да.

— Как же вам удалось выжить?

Она молчала.

— Надежда Владимировна! Я повторяю свой вопрос: как вам удалось выжить после расстрела царской семьи.

Женщина смотрела прямо перед собой, не произнося ни звука. Кузин встал, прошелся перед ней, следя за ее взглядом. Никакой реакции. Видно, сегодня от нее больше ничего не добьешься.

Он вызвал конвойного.

Когда ее увели, попробовал заняться другим делом, но женщина эта все никак не шла у него из головы. Когда Никита понял, что не понимает смысла несколько раз прочитанного документа, то плюнул и пошел к Финкельштейну.

Финкель тоже что-то писал в одном из бесконечных их отчетов. Кузя застукал его, когда он, шевеля губами, смотрел в окно, явно что-то выдумывая.

— Здорово!

Финкель вздрогнул.

— Фу, дурак, напугал! Ну, здорово. Как дела?

— Да все нормально вроде. Сильно занят?

— А что?

— Ничего, поболтать хотел.

— Болтай!

— Давай не здесь. Пойдем, пройдемся, погода уж больно хорошая.

— Пойдем!