Клодет Сорель

Вышли на Фуркасовский, повернули к Старой площади, сели на скамейку в сквере у памятника героям Плевны.

По улицам ходили те, кто стремился поймать последние теплые деньки лета. Скоро зарядят дожди — и все. Потом снег — и вечная московская слякоть, от которой разваливаются сапоги и падает настроение. А пока — осень, золотая осень, лучшее время года. Красиво!

Финкель развалился на скамейке, вытянул ноги, перегородив чуть не половину сквера, нагло рассматривал проходящих девушек — рядом, на Маросейке, был комсомольский штаб, наполненный голоногими красотками. Кузин задумчиво молчал, пытаясь сформулировать, что же его мучало.

— Ну, и когда болтать начнем? — снисходительно спросил Финкельштейн. Впрочем, он всегда относился к Кузину снисходительно. Но при этом был единственным, кому Кузя мог довериться, не опасаясь доноса.

— Знаешь, Финкель…

— Финкельштейн! — притворно сурово поправил он.

— Да ладно тебе. Мне кажется, она — настоящая.

— Кто?

— Ну, эта, Анастасия.

Финкельштейн присвистнул.

— У врача давно был?

— Перестань, я серьезно.

— И я серьезно. Тут главное — не запустить, захватить болезнь вовремя. Мне ли не знать — три поколения врачей в семье!

Кузин обиженно замолчал.

— Ой, да не дуйся ты! Тоже мне, чекист, работник государственной безопасности. Вдумайся, Кузя!

— Кузин! — злобно поправил оперативник. Финкель не обидно заржал.

— Хорошо, товарищ Кузин, принято к сведению! Ну, давай, колись, дружище, с какого такого переляку показалось тебе, что твоя подследственная, выдающая себя за дочь последнего русского царя Николая II Кровавого, и есть та, за кого себя выдает? Только, умоляю! — заторопился он, прежде, чем Никита открыл рот. — Ни слова об интуиции, нечеловеческой проницательности и чутье сыщика. Только факты, факты и еще раз факты, товарищ помощник оперуполномоченного. Или хотя бы намеки на факты.

— Да в том и дело, что нету у меня, товарищ оперуполномоченный Финкельштейн, никаких фактов. А есть только чутье, которого у меня до этого сроду не было. Вот, понимаешь, нутром чую…

— Про нутро — не надо! — остановил его Финкельштейн. — Давай по порядку: почему тебе так показалось.

— Так — не врут. И так не фантазируют. Тем более, в НКВД. Она же знает, чем ей это грозит, да? Она десять лет скиталась по тюрьмам и лагерям, я ее дело изучил. При этом никаких серьезных обвинений у нее не было, все по мелочи. Знаешь, с какого года она под нашим чутким взглядом живет? С 1923. Была арестована на Дальнем Востоке при попытке перехода границы и побега в Харбин. А теперь — внимание! Что бы ты сделал на ее месте после отсидки?

— Постарался бы скрыться, затаиться и перебраться в другое место.

— Правильно. Что делает она? Вновь пытается бежать из СССР, снова с Дальнего Востока, теперь уже на корабле, идущем в Японию. Зачем? Объясняет это тем, что хочет перебраться в Северо-Американские Штаты. И, натурально, вместо Америки отправляется на цугундер. Серьезный срок, так как уже рецидивистка. Думаешь, она успокоилась? Ничего подобного. И после этого заключения снова делает попытку перейти границу с Китаем, почему-то ей кажется, что там — самое удачное место для побега из нашей страны.

— Или кто-то ее ждет в Харбине, — проронил Финкельштейн.

— Возможно, — Кузин с уважением посмотрел на приятеля. Надо же, а такая простая мысль ему в голову не пришла. Не зря Финкельштейн в их внутренней иерархии стоит на ступеньку повыше.

— Вполне возможно. Но теперь ее за казенный счет везут через всю страну на Соловки, откуда она освобождается в ноябре прошлого года. И всего через четыре месяца, уже в апреле этого года, появляется в церкви Воскресения на Семеновском кладбище. Приходит якобы на исповедь, и тут же сообщает — заметь, совершенно незнакомому человеку! — что она есть Анастасия Романова, младшая дочь русского царя.

— Понятно — пожал плечами Финкельштейн. — Самозванка, не о чем и говорить.

— Почему самозванка?

— Так ты поставь себя на ее место! Золотое правило, между прочим, в нашем деле очень помогает. Ты бы с ходу стал незнакомому человеку открывать такую тайну? А вдруг он наш агент?

— Вроде бы его ей рекомендовали как человека, который может помочь.

— Кто рекомендовал?

— Один иеромонах.

— То есть, тоже мракобес и служитель культа? А она, стало быть, сразу поверила и пошла к батюшке просить… Что она, кстати, от священника-то хотела?

— Ну, что хотят вернувшиеся из лагерей? Чистый паспорт, деньги, крышу над головой. Она еще просила помочь ей сбежать за границу. Так ее в Ялту и отправили.

— Почему в Ялту?

— До Турции, вроде, недалеко. Можно нелегально пробраться на пароход и оказаться в Константинополе.

— В Стамбуле, Кузя, в Стамбуле. Он уже 4 года как Стамбул.

— Ну, пусть будет Стамбул, какая разница. Главное, похоже, именно туда она и навострилась.

— Ладно. Насколько я понимаю, в Ялте ее наши и взяли?

— Точно. И всю группу накрыли. Но есть тут одна штука…

— Какая еще штука?