Клодет Сорель

— Потому что это тело было не Марии. Пока эти все крайне ответственные товарищи носились взад и вперед, а место, где лежали трупы семьи, выглядело как проходной двор для всех желающих, тело вполне могли подменить, соблазнившись теми самыми бриллиантами, которые были зашиты в корсет. Марию унесли, чтобы спокойно обшарить, а вместо нее положили тело девушки примерно того же возраста. Благо во время гражданской войны недостатка в таких телах не было.

Но ведь она могла быть совсем не похожа на Марию?

— А вы думаете, что они, обладая фотографической памятью, помнили портреты всех членов императорской семьи? Лежит себе юная дева и лежит. А исследователи потом придумали версию, что, мол, зашивали бриллианты в корсеты в Тобольске, когда Мария уже была с родителями и братом в Екатеринбурге.

Звучит логично.

— Абсолютно нелогично. Мария была самой ответственной из сестер, самой сильной и самой крепкой физически. Шутя поднимала учителя Гиббса. Всегда вызывалась всем помочь. Знаете, какая история меня потрясла в свое время в воспоминаниях няньки императорских детей мисс Маргарет Игер? Как-то Мария играла с сестрами, и те, в качестве старших, назначили ей самую паршивую роль — лакея. Тогда она нашла самый элегантный выход из ситуации. «Появилась,… наряженная в кукольные плащ и шляпу, с кучей мелких игрушек в руках, и заявила: „Я не собираюсь быть лакеем! Я буду доброй тётушкой, которая всем привезла подарки!“ Затем раздала игрушки сестрам. Обе старшие пристыжено переглянулись, затем Татьяна сказала: „Так нам и надо. Мы были несправедливы к бедной маленькой Мэри“. Раз и навсегда они усвоили этот урок, и с тех пор всегда считались с сестрой». Вы понимаете, сколько сообразительности и разума нужно, чтобы в столь юном возрасте найти подобный выход из ситуации, да еще со старшими сестрами?

И вот ей-то, самой сильной, самой мудрой и самой ответственной, всегда делавшей первый шаг, не доверили корсета с драгоценностями, который весил килограмма три-четыре, как вспоминают очевидцы. И если даже вдвое преувеличивают вес царских бриллиантов, то поносите-ка на теле килограмма полтора — это ох, как не просто! И за те два с лишним месяца, то семья провела в Ипатьевском доме, ей не изготовили такой корсет? Верится с трудом.

Но вы же утверждаете, что лучшее доказательство того, что вся семья погибла — это тот факт, что никто из них не объявился, не рассказал о себе. Неужели, если бы кто-то спасся, он бы не кричал на весь мир об этом злодеянии?

— А вы подумайте, что может заставить человека скрываться и не заявлять о своем спасении? Скорее всего, сильнейшее душевное потрясение, после которого он решает исчезнуть, раствориться, начать жизнь с нуля. Что может стать таким потрясением для девушки в 19 лет, ни разу еще не любившей, ни пережившей ни одного романтического приключения?

Вы намекаете на то, что описано в вашем романе?

— Мне это показалось наиболее логичным объяснением, почему Мария могла не захотеть объявить о себе urbi et orbi[35]. Из теплой любящей семьи попасть в жестокий, дурно пахнущий мир, пережить смертный ужас расстрела, гибели всех самых любимых, самых близких людей — и практически без перерыва стать сексуальной рабыней. Что может быть страшнее этого? Кстати, это объясняет и почему те, к кому она попала, не решились рассказать о ее чудесном спасении.

Впрочем, я не настаиваю. Это всего лишь моя гипотеза.

Интересно, а она и в жизни была такой же влюбчивой, как в вашей книге?

— Естественно! Любая девушка в ее возрасте испытывает постоянное состояние влюбленности, а если его нет, то чувствует себя крайне неловко. Вы не согласны?

Я не могу служить примером. Я в девятнадцать лет думала об учебе и овладении профессией. Остальное меня стало интересовать много позже.