– Здесь плохо видно, мешает тень деревьев. Пойдём в коридор, там солнце. У тебя паршивый вид, дитя моё. Врёт как сивый мерин! У меня отличный вид, уж я-то знаю. Если же он считает меня больной из-за синяков под глазами, он ошибается. Наоборот это хороший признак – если под глазами у меня круги, значит, я хорошо себя чувствую. К счастью, уже три, иначе я поостереглась бы отправляться даже в застеклённый коридор с этим типом, которого боюсь как огня.
Он закрывает за нами дверь, и я, обернувшись, говорю:
– Вид у меня вполне здоровый. Что это вы придумали?
– Здоровый? А синячищи до самых губ?
– У меня просто такого цвета кожа.
Он усаживается на скамью и ставит меня перед собой, так что его колени упираются мне в ноги.
– Хватит молоть вздор. Лучше скажи, почему ты на меня всё время дуешься?
–..?
– Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Знаешь, твою мордашку трудно забыть.
Я отвечаю глупым хихиканьем. О небо, пошли мне ума и подскажи находчивые ответы, а то я чувствую себя такой безмозглой.
– А правда, что ты часто прогуливаешься в лесу одна?
– Правда. Ну и что?
– А то, плутовка, что ты, наверно, подыскиваешь себе дружка? Вот, значит, как за тобой присматривают!
– Вы не хуже моего знаете всех в наших краях. Неужели, по-вашему, тут хоть один годится мне в дружки?
– И то верно. Однако ты достаточно ветрена, чтобы…
Он хватает меня за руки – глаза сверкают, зубы блестят. Какая же тут жара! Хоть бы он отпустил меня в класс.
– Если ты плохо себя чувствуешь, почему бы тебе не прийти ко мне, ведь я врач.
Я сразу же говорю «Нет! Ни за что…» – и пытаюсь вырваться, но он держит крепко, его торящие глаза так и сверлят меня. Да, глаза у него красивые, ничего не скажешь.
– Детка, чего ты боишься? Ты не должна меня бояться! Может, ты принимаешь меня за грубияна? Тебе совершенно нечего опасаться. Ах, Клодина, прелесть моя, ты так мне нравишься – у тебя такие тёплые карие глаза, непокорные локоны! Я уверен, ты сложена как чудесная статуэтка…
Тут он вскакивает и ну обнимать меня да целовать. Я не успеваю вырваться: он слишком силён, крепок, а в голове у меня кавардак… Сподобилась приключения! Я сама не соображаю, что говорю, прямо-таки ум за разум заходит… Не могу же я заявиться в класс красная как рак, растерянная, сбитая с толку. И тут я спиной чувствую, что сейчас он опять полезет целоваться. Я открываю дверь на улицу и лечу во двор к колонке, где залпом выпиваю целую кружку воды. Уф! Теперь надо возвращаться… Он наверняка поджидает меня в коридоре. Чёрт! Если он снова пристанет, я закричу… Поцеловал он меня в уголок рта, по-другому не получилось, вот животное!
К счастью, в коридоре его нет! Прихожу в класс, а он стоит у стола и спокойно беседует с мадемуазель Сержан. Я сажусь на место. Окинув меня пристальным взглядом, он спрашивает:
– Ты воды не слишком много выпила? Когда девчонки хлещут холодную воду кружками, это плохо сказывается на здоровье.
На людях я не такая трусиха.
– Нет, я отпила лишь глоток, и с меня довольно! Он весело смеётся.
– Странная ты девица, но отнюдь не глупая.
Мадемуазель Сержан ничего не понимает, но тревожные морщинки, собравшиеся у неё на лбу, постепенно разглаживаются. Она презрительно наблюдает, как я говорю дерзости её кумиру.
Я счастливо отделалась – он просто дурак! Дылда Анаис чует что-то подозрительное и, не удерживаясь, спрашивает:
– Наверно, он опять тебя осматривал, раз ты так разволновалась?
Но уж она-то из меня ничего не вытянет:
– Вот тупица! Говорю же тебе, я ходила на колонку. Малышка Люс, ластясь ко мне как встревоженная кошка, тоже решается задать вопрос:
– Клодина, душка, скажи, для чего он потащил тебя в коридор?
– Во-первых, я тебе не душка, а во-вторых, это не твоё дело, заруби себе на носу. Ему надо было проконсультироваться со мной относительно унификации пенсионных пособий. Так-то!
– Ты со мной никогда не делишься, а я тебе всё рассказываю!
– Что «всё»? Больно мне надо знать, что твоя сестра не платит ни за свой, ни за твой пансион, что эта олимпийская богиня осыпает её подарками, что у неё шёлковые юбки, что…
– Замолчи, прошу тебя. Если узнают, что я тебе это рассказала, мне не сносить головы!
– Тогда не приставай с вопросами. Будешь умницей – подарю тебе свою красивую линейку из чёрного дерева, обитую медью.
– О, ты такая добрая, так бы тебя и поцеловала, да ты рассердишься.
– Ну хватит. Завтра получишь линейку, если я не передумаю!