- Ну вот. Лары нет, Клохи нет, Локуса... никого нет, а ещё и папа!.. Я что теперь, всё один должен?.. - возмутился Лесс. Правда, тут же задумался: а что, собственно, всё? И кому должен? Совершенствоваться до бесконечности? Узнавать и узнавать? Отец вот совершенствовался - и что из этого вышло?..
Нет, Лессу, конечно, нравилось в Познании, но теперь выбирать его было страшновато. А что, если он наткнётся на то же, что и отец? Что-то вредное, деструктивное...
Вернувшись тогда из Познания, отец стал каким-то... другим. Спрашивать и искать свой значок он перестал, но вместе с тем перестал и вообще что-либо делать, что-либо говорить.
- Папа, что происходит? - пытался разобраться Лесс.
Отец не реагировал или выдавал странные фразы вроде:
- Ничего. Тут ничего и не может происходить...
- Где "тут"? На Грое?
- Гроя - фикция. Всё фикция...
- Папа, перестань! Ты не должен так говорить!
Лессу всё это ужасно не нравилось. Какая ещё фикция? А как же "мир миров"? А как же они сами? Отец, всегда превозносивший Грою, теперь твердил, что это вообще не мир...
В один прекрасный момент отец окончательно перестал откликаться, а вот теперь и вовсе уплыл. Может быть, его подхватила лежа, а может быть, он сам за неё ухватился - Лесс даже не понял.
- Папа!
Но папа не отвечал. Он был каким-то совсем осевшим, оплывшим, мало чем отличающимся от самой лежи, разве что посветлее...
Лесс не знал, что ему делать - плыть за отцом? продолжать окликать его? Было совершенно ясно, что и то и другое бесполезно...
Когда отец скрылся из виду, Лесс ещё немного погрустил и решил поиграть. Нельзя же грустить вечно!
Он слепил большую лежевую крепость и стал украшать её башенками.
- И вот сюда... Левее! Ну! - Пассы, требующие силы, всегда получались у него лучше, чем те, что требовали аккуратности. - Ой... А это ещё что? - Из главной башенки торчала... иголка. - Это же тот значок! Так он не потерялся!
Лесс выудил находку и, подвесив её прямо перед глазами, принялся рассматривать.
Нелепый селянский герб он видел и раньше, в Познании: раскрытый клюв с торчащим из него языком. Лессу всегда казалось, что селяне - какие-нибудь обжоры, и этот раскрытый клюв так и жаждет, чтобы что-нибудь в него попало. К тому же, ведь это гурманы любят такие яркие весёлые цвета, а от герба даже в глазах рябило - клюв был пылающе-пурпурным, язык - вопиюще-зелёным, а фон... Фон вообще невозможно было никак определить, разве что сказать, что ОЧЕНЬ яркий, то есть ничего не сказать...