— Но и его терпение лопнуло: толпами бежит в казацкий лагерь. Помнишь старого казака Прокопа Покуту, который с миром прощался? Так он даже из монастыря, из Межигорского Спаса, прибежал. Просит-молит казацкой смерти.
— Если уж и Покута поверил в тебя, пане гетман, то и весь народ поверит.
Хмельницкий отступил на шаг и посмотрел на Кривоноса сияющими глазами.
— Не налюбуюсь тобой, пане полковник!
— И я начинаю уже любоваться своим гетманом.
Они дружно засмеялись и крепко обнялись.
— Что же за дело такое неотложное, пане гетман?
— Зайдем в шатер, пане полковник.
IX
С того времени как стало известно о поражении при Желтых Водах и смерти раненого Стефана, коронный гетман Потоцкий потерял самообладание: раньше он считал позором даже садиться на коня, говорил «хватит канчуков [
Позиция между Корсунем и Стеблевом была весьма выгодной, чтобы дать здесь бой. Это показали первые же налеты татар и казаков, которые, оставив несколько человек на поле битвы, вынуждены были отступить. Нескольких казаков полякам удалось захватить в плен живыми. В их числе оказался и Покута. Он даже не успел еще обрезать длинные волосы и сменить подрясник на казацкий жупан.
— Всыпьте этому попу как следует! — крикнул гетман Потоцкий, удивленно вытаращив глаза на черный подрясник.
Покута от ударов плетьми только покряхтывал.
— Ну, хам, говори: сколько у Хмельницкого войска?
— Много, пане, готовь и свой зад.
— Что?
— Одних татар — сорок тысяч!
— Врешь, собачий сын! Было четыре, а теперь уже сорок. Всыпьте-ка ему еще!
Покута и теперь только кряхтел, но погромче, чем раньше.
— Стегай, стегай, лайдак, пока из тебя самого не вытрясли душу. Еще с этой стороны! — приказывал он палачу.
— Теперь скажешь?
— Скажу, паночку! Было четыре, а как увидели, сколько панской падали валяется в степи, прибежали из Крыма и стар и млад. Сам хан Ислам-Гирей с ордой стоит на Тясмине.
— Врешь!
— Пойди посмотри!
— На дыбу его! [
— Вот это казацкое дело! А то щекочет, как девку под копной!
С дыбы Покуту сняли чуть живого.
— Ну, гунцвот [
Покута долго хватал ртом воздух и наконец собрался с духом.
— Теперь скажу... Тикайте, паны-ляхи, пока вам казаки ног не повыдергали, тикайте поскорее, потому у самого Хмельницкого двадцать тысяч, и каждый день еще подходят, да Максим Кривонос привел тридцать тысяч — казаки один к одному, как на подбор.
Шляхта, которая до сих пор развлекалась зрелищем пыток казака в подряснике, тревожно зашумела.
Николай Потоцкий побледнел и злыми глазами уставился на польного гетмана.
— А я что говорил?
— Врет он, собачья кровь! — крикнул Калиновский. — Поджарьте его!
...Потоцкий долго смотрел на уже бездыханное тело седого казака и наконец раздраженно воскликнул:
— Отступать! Немедля!
Польный гетман на этот раз осмелился повысить голос.
— А я говорю: на этих позициях мы можем дать противнику бой, и это надо сделать!
— Надо, надо! — передразнил его Потоцкий. — Надо было думать неделю назад, тогда, может, и Стефан мой был бы жив.
— Это несправедливо, пане гетман коронный: мы выполняли приказ вашей милости.
— Так же, как и сейчас! У Богуслава я не побоюсь принять бой даже с султаном, не то что с каким-то там Хмельницким.
Гетман Хмельницкий в это время совещался в Иордыне со своими полковниками о дальнейшем наступлении. Объединившись с повстанцами Кривоноса, его армия теперь была в состоянии преследовать коронное войско, но противник имел втрое больше пушек, потому всю надежду приходилось возлагать на тактику. И то, что коронный гетман Потоцкий решил отступать от Стеблева, было первым результатом этой тактики. Теперь нужно было еще заставить коронное войско принять бой в таких условиях, чтобы ему невозможно было воспользоваться не только преимуществом в орудиях, но и тяжелой конницей.
— Напасть ночью, — советовал Кривонос.
— Ядра и в темноте калечат людей, — сказал Хмельницкий. — У меня иной план. Слепой человек, например, может заблудиться? Может! Приведите сюда кобзаря Кладиногу.
Кирило Кладинога, согласившийся пойти в польский лагерь, не возвратился назад ни в тот день, ни на следующий, а потому, как только стало известно, что коронное войско двинулось, полк Кривоноса, захватив в обозе все лопаты, тоже тронулся на Богуслав.