Клокотала Украина (с иллюстрациями)

Ярина хотела услыхать что-нибудь о ватаге Семена Высочана, но все говорили о каком-то попе Грабовском, который собрал около четырех тысяч повстанцев, захватил Калуш, разрушает замки.

Когда возы были опорожнены. Мусий стал озираться по сторонам.

— Может, что купить хочешь? — спросил лавочник.

— Смотрю, где тут улица, на которой православному переночевать можно.

— Нам, хлоп, и без тебя тесно. Поезжай на хутора — вон Киселька за Лысой горой.

— Вот так русинский город! — покачал головой Мусий, когда они выехали с рынка. — Как собаку, гоняют православных... А говорят, что казаки лютые!

Казак Трифон жил хутором возле прудов Кисельки. Хата, комора, хлев радовали глаз своими белыми стенами, ровно обведенными красной глиной, и петушками над окнами. На огороде высились мальвы, пестрели гвоздики, чернобривцы, переливалась шелковая трава. Все это своими руками посадила Трифониха. Но эта Трифониха неделю назад заболела и третьего дня померла.

Трифон услышал, что люди просятся переночевать, и крикнул из хаты:

— Пускай ночуют, может, хозяйка их накликала: она всегда рада была чужим людям. — Он уставился выцветшими глазами в стену и закачал головой: — За шестьдесят лет и причастия святых тайн не удостоилась.

Трифон казаковал еще при гетмане Петре Сагайдачном. И хотя гетман приписал его, как и всех запорожцев, к Братскому монастырю в Киеве, но Трифону дела не было до религии, пока униаты не захватили православной церкви Иоанна Крестителя. После этого Трифон стал первым врагом униатов. Вот и сейчас из-за них жена умерла без причастия, из-за них нельзя и похоронить ее по-человечески.

Ярину Трифон приметил на следующий день, когда она возилась вместе с соседками у печи, как водится на похоронах. Потом она пошла доить коров, натаскала воды в корыто. Все это делала быстро, ловко и без лишней суеты. Трифон вспомнил свою хозяйку и замигал мокрыми ресницами. У него было два сына, старший уже женатый. Он покуда жил вместе со стариками. А теперь невестка может сказать: «Зачем это мне работать на всех?» Надо искать хозяйку, и Трифон снова загляделся на хлопочущую Ярину. Вот бы найти такую работницу, может, не так бы заметна была и смерть жены?

— Кабы ты, девка, стала ко мне на работу! — сказал он просто, когда Ярина подошла к покойнице снять нагар со свечей. — Ты чья будешь?

Ярина не ожидала такого вопроса и смешалась, а Трифон продолжал тихим, смиренным голосом:

— Ты, как, бывало, хозяйка моя, царство ей небесное: без суетни, а все складно. А работа какая — приглядеть за коровами, овцами, накормить свиней, сварить поесть, обстирать, ну и молоко утром разнести по панским дворам. Им чтоб чистенько.

Старый казак ей понравился: он чем-то напоминал ей отца, и она даже покраснела, когда пришлось соврать:

— Да будет ли мне какая корысть: я у киевского войта получаю десять злотых в год и черевики.

— У меня будешь иметь пятнадцать да еще запаску! Ты как, мужняя жена или белая голова?

— Кто бедную дивчину захочет сватать!

— Мы тебя тут сразу замуж выдадим!

Ярину всю дорогу грызла мысль, где она найдет во Львове пристанище, чтобы, не обращая на себя внимания, иметь возможность бывать среди людей. Хутор казака Трифона в этом отношении был вполне подходящим, а работа ее ничуть не пугала. И если так — не нужно будет перед Трифоном сразу открываться, и Высочану бывать здесь сподручно. Ярина охотно дала согласие.

IV

В Варшаве собрался конвокационный сейм [Конвокационный сейм – польский сейм созывающийся в особо важных случаях]. Смерть короля, пленение обоих коронных гетманов, крестьянские восстания требовали принятия неотложных мер. Сейм был высшим правителем, законодателем, судьей. Он состоял из двух палат: сената, где заседали все епископы с примасом [Примас – старший архиепископ] архиепископом гнезненским во главе, все воеводы, каштеляны и министры, и посольской палаты — из послов уездных сеймиков. На сейм съехалась также масса жадной к банкетам и слухам окраинной шляхты. Каждый такой шляхтич притащил с собой, кроме надворной милиции, еще и кучу пахолков. Варшава стала похожа на муравейник — опьяневшая от вина, от музыки, от блеска!

Казацкие депутаты прибыли за неделю до начала сейма, их никто не встречал, никто о них не заботился.

— Оно и лучше, — сказал Вешняк, когда они расположились в небольшом домике, арендованном на время сейма. — Меньше будут знать о нас — головы сохранней. Видели, какими глазами нас на улице провожают?

— Не все ли равно, — сказал Болдарт, человек флегматичного характера.

— А мне это, что перец к оковитой, — смеялся Лукиан Мозыря. — Я бы нарочно их дразнил, пускай у магнатов печенка пухнет.

— А не думаете вы, что нас не захотят выслушать?

— Тогда сразу посадили бы на кол.

— Еще успеют, панове, не тревожьтесь, — пытался шутить Мозыря.

На следующий день послы отправились нанести визит канцлеру великому, пану Осолинскому, однако принял их только подканцлер.

— По какому поводу? — проскрипел он, как немазаное колесо.