Клокотала Украина (с иллюстрациями)

К хутору Суботову казаки подъехали, когда уже стало темнеть. Крепкие ворота с навесом были заперты. Кривонос постучал в них сапогом и громко закричал:

— Пугу, пугу, пугу!

Во дворе залаяли собаки и целой сворой бросились к воротам, потом послышались чьи-то шаги, испуганный голос ответил:

— Пугу, пугу!

— Казак с Лугу!

— А с какого Лугу? С Большого или с Малого?

Из-за плетня высунулась подбритая голова слуги и

стала внимательно вглядываться в казаков.

— Да не Максим ли это?

— Хорошо еще видишь, старик! Открывай, пане Марко, если узнал!

Марко с кем-то заговорил, после чего над плетнем появились еще две головы. Посовещавшись между собой, они открыли ворота.

— Челом! — крикнул Кривонос, но его голос затерялся в лае и визге собак.

Слуги палками загнали собак под крыльцо сторожки, а Марко приник к стремени Кривоноса и жалобно зашамкал беззубым ртом:

— Что бы вам, панове дорогие, позавчера приехать — не случилось бы с нами такой беды!

— А где же свита пана сотника была — проспала, что ли?

— Наверно, с мертвой свечкой обошел нас злодей проклятый! Обманул меня, дурака, а пана сотника дома не было. Может, хоть вы успокоите его милость — грустит наш сотник.

— Много беды натворили?

— Ой, пане Максим, одной жизни не хватит, чтобы отомстить анафемскому шляхтичу!

Они подъехали к крыльцу. Длинный дом с маленькими окнами и высокой крышей был покрыт узорчатым гонтом [Гонт – дранка, тонкие дощечки для покрытия крыши], точеные колонны украшали крашеное крыльцо с несколькими ступеньками. Сбоку тянулись амбары, рубленные из дубового леса, пивоварня, в которой стояли пивные чаны, чаны для браги, бочки разных размеров и большие кадки. В другом конце двора находилась рубленая солодовня с горницей наверху и дубовый амбар для зерна с закромами, кадками и корытами. Конюшни и курятники также были рубленые и полны живности. Ближе к дому стоял погреб, а над ним — соломенный навес, под которым прятали от непогоды кованые рыдваны, расписные сани, арбы.

За домом расположены были хлевы, плетенные из хвороста, загоны для скота, овины и сад, спускавшийся к огромному пруду, за которым тянулась дорога на Черкассы. С другой стороны почти к самому дому подступал густой, дремучий Мотронинский лес. Вокруг пахло горькой полынью, а из пекарни тянуло запахом свежего хлеба. Челядь управлялась на ночь со скотом. Все делалось молча, как будто в доме лежал покойник. Возле дома так же тихо и сосредоточенно играли в чурки два мальчика, а рядом стояла маленькая девочка и подпрыгивала при каждом метком ударе.

— Юрась, и ты уже научился? — спросил Кривонос.

Мальчик лет пяти, в шароварах на одной лямке через плечо, опустил палку и посмотрел исподлобья на сестрицу.

— Тато дома?

Дети вспорхнули, как воробьи, побежали в сени. К казакам подошел, прихрамывая на кривых ногах, дед в белых штанах и с седым оселедцем на сухой голове.

— Запорожцы приехали? Здравствуйте! Челом, пане Максим! — закричал он тоненьким голоском. — Таким гостям и пан сотник обрадуется!

— А пан Юхим до сих пор сотник над пчелами? — спросил Кривонос, отряхивая пыль с одежды.

— Пчела — божья тварь, злого умысла не имеет, а вот люди, побей их лихо!.. Не над чем теперь мне сотником быть: забрали пасеку. Ты, Максим, хорошую саблю обещал подарить деду. Привез?

— У сердитого и полено острое, и вы тут святым миром мазаны...

Джуры повели коней на конюшню, а Кривонос и Остап вошли в дом.

II

В просторной светлице казаки поклонились образам и осмотрелись вокруг. В углу, у двери, стояла выложенная зелеными изразцами печь; на изразцах были изображены плавающие рыбы, скачущие кони, какие-то удивительные звери и казаки с копьями. В маленькие оконца со стеклами в круглых оловянных рамах пробивались последние отблески зари. Над окнами висели рушники, вышитые красным, такими же рушниками была убрана божница с иконами киевского письма. Перед божницей горела лампадка филигранной работы греческих мастеров.

Зеленый свет от маленького фитилька в лампаде веером расходился по потолку и по убранным коврами стенам.

В светлице приятно пахло васильками и гвоздикой. Пучки цветов торчали за образами и за сволоком [Сволок – матица, балка, поддерживающая потолок]. На нем был вырезан крест, от которого старинной вязью, похожей на узор, тянулась надпись:

«Года от рождества Христова 1612, храмину сию построил раб божий Михайло Хмель, подстароста Чигиринский».

Из соседней комнаты вышла опрятная молодица в муравском чепце на голове и со связкой ключей за поясом.

— Бог помочь, Гафийка! — поклонился ей Кривонос. — Принимай казаков с Луга.

Ключница виновато улыбнулась, что не сразу узнала гостей, и с низким поклоном пригласила их сесть.

— Нам это горе и память отшибло. Вы ж, пане Максим, знали Андрейку — такой славный хлопчик, а тот басурман Чаплинский, чтоб ему света солнца не видать, так измордовал ребенка, что он уже на ладан дышит.

— За что?