Клокотала Украина

Было уже далеко за полночь, когда в польском лагере раздался истошный крик: «Повстанцы!» Лагерь спал, месяц зашел за тучи, стало темно. Испуганный выкрик повторился уже в другом месте, и лагерь зашевелился, заметался, передавая из уст в уста только одно слово: «Повстанцы!»

Казак Пивень проснулся от топота конских копыт. Ему приснился страшный сон: будто Николай Потоцкий зацепил его крюком за ребро. Хорошо, что подоспели повстанцы и сняли его с крюка... Наконец он пришел в себя: вокруг стоял приглушенный, но неумолкающий крик, все бежали в одном направлении. Первое, о чем подумал Пивень, — это что надобно спасаться. Он помнил, как было на Старице; когда казаки пошли в атаку на польский лагерь: поручик, охранявший с жолнерами пленных казаков, боясь, чтобы они не убежали, всех перебил. Он растолкал одного соседа, другого:

— Братчики, прикончить могут нас, спасаться надо.

— А как? Хотя бы дубина какая была...

— Хватайте камни.

— У часовых оружие...

— Отнять оружие...

Кое-кто ощупью пополз туда, где вечером ходили часовые, но ни там, ни по соседству часовых не нашли.

— Хватай за ноги пробегающих!

Это оказалось самым легким. Жолнеры, и без того насмерть перепуганные, когда их ловили за ноги, немели от страха, а схваченные за горло — и вовсе умолкали.

У пленных было уже несколько сабель и мушкетов, но двинуться напролом они еще не решались. Из оврага же, где держали пленных, ничего дальше своего носа не увидишь.

Приближался рассвет. Суета и крики в лагере становились слабее, а когда рассвело, и совсем утихли, словно повстанцы перебили весь лагерь, хотя боя не было слышно. Может быть, лагерь перешел на другое место, а пленных забыли в овраге? Пивень вскарабкался наверх. Шатры и возы стояли на месте, как и вчера, бродили растерянные слуги, в одном углу сбились в кучу и о чем-то совещались драгуны из хоругви наемников нидерландцев. Не видно было только жолнеров польского войска.

— Что-то замышляет шляхта, — сказал один казак.

— Хитрят, душегубы, — согласился другой.

— Может, хотят, чтобы мы бросились убегать, а тогда всех перестреляют.

— А что ты думаешь: просто перерезать нас — полякам страшно за своих пленных, а так — законная причина для казни.

— Разве есть у панов закон? — презрительно произнес Пивень.

— Это они что-то против казацкого лагеря замыслили. Надо предупредить.

— Подожди еще немного, может, возвратятся. Погнались за повстанцами и возвратятся.

— Да ведь никого не слышно.

Когда стало всходить солнце. Пивень решительно сказал:

— Нет, браты, больше не могу, сердце ноет. Я полезу.

— Сначала разведаем!

За Пивнем поползло еще несколько казаков.

Не успели они проползти и двадцати шагов, как послышались чьи-то голоса. Казаки приникли к земле: разговаривали на украинском языке, но ведь в хоругви Адама Киселя тоже служили казаки. В это время Пивень услыхал:

— Где же войско?

Он поднял голову: впереди шел, удивленно оглядываясь по сторонам, Петро Пивкожуха, за ним Саливон и еще несколько казаков Корсунского полка. Челядь польской шляхты попряталась под возами, не стало видно и хоругви наемных драгун.

— Братцы! — радостно крикнул Пивень и вскочил на ноги, забыв о ране на боку. За ним вскочили и другие казаки, отправившиеся с ним в разведку.

Окровавленные лица, глаза, полные радости, без слов объяснили, кто они такие, а Петро Пивкожуха, кроме того, отлично знал Пивня в лицо.

— Живой? — бросился он к нему. — А остальные где? Бегите, пока панов нет.

— А где же они?

— Я тебя спрашиваю, куда они девались?

— Еще ночью...

И Пивень начал рассказывать, как он уснул, как приснились ему повстанцы... Петро Пивкожуха и Пивень разговаривали шепотом, хотя жолнеров вокруг не было видно. Наконец Петру надоело слушать сказки Пивня, и он громко крикнул:

— Браты, давай назад в обоз, забирай больных... Да быстро!

И сразу же из рва высунулось, словно выросло из-под земли, больше сотни казаков. Раненых понесли в обоз, а здоровые тут же присоединились к разведке. Теперь они уже смелее двинулись к рейментарским шатрам. У князя Заславского на столе еще стояло недопитое вино, пышная постель с золочеными фамильными гербами была даже не примята; вокруг висели жупаны, дорогое оружие, лежали седла, отделанные серебром, расшитые попоны, тоже с гербами, инкрустированные шкатулки. Одна шкатулка была полна денег, в другой лежала усыпанная алмазами гетманская булава. У шатра стояла золоченая карета. Не было видно только самого гетмана Доминика Заславского, отсутствовала и его челядь.

В других шатрах также все говорило о том, что хозяева бросили их второпях.

— По всему видно, — сказал Петро, — удрали паны-ляхи.

Саливон, пораженный невиданными доселе пышностью и богатством польского обоза, прямо захлебывался:

— Да тут же одних возов с поклажей будет не меньше как тысячу раз по сто!

И в самом деле, огромная территория, окруженная насыпью, была вся тесно заставлена возами с кладью.

— А это кто? — закричали ошеломленные казаки.

Они увидели на колу Остапа Бужинского. Его уже трудно было узнать.

— Браты, плюйте в него! — с сердцем крикнул Пивень. — Плюйте в изменника и забудьте, как звался.