— Ирина, я понимаю твои сомнения… Конечно, я стар для тебя. Ничего не бойся. Разумеется, ты будешь жить у родителей. Когда найдешь более подходящего себе по возрасту мужчину — а я не сомневаюсь, что это будет скоро, — голос у меня немного дрогнул — все-таки я успел к ней привязаться, — и тогда никаких проблем с разводом не будет. Тем более что ребенка можно будет оставить у меня. Обещаю, что сумею его воспитать… Чего-чего, а времени у меня предостаточно…
— Размечтался! — Ирина коротко, как это часто бывало во время разговоров, хохотнула — в своей манере, в нос, и искоса взглянула на меня сбоку и снизу вверх хитрющим взглядом. — И не думай! Вот только подожди: на шею сяду и ножки свешу — сразу забудешь, сколько тебе лет.
И мы вновь брели по молочной реке майского вечера, и она опять невпопад спрашивала о чем-то, что не имело никакого значения, и было чуточку грустно, словно происходило прощание с кем-то или чем-то. И потом, на длинной-длинной набережной, уходящей в бесконечность своими крашенными «серебрянкой» перилами, Ирина, забежав вперед и ловко перебирая каблуками, почти бегом пятилась от меня, пристально и умоляюще глядя мне в лицо, и когда она чуть-чуть оступилась и я подхватил ее, неожиданно замерла, как птичка, и едва слышно шепнула:
— Действительно, чего я боюсь-то?
В каком-то смысле для меня ситуация была патовая. С одной стороны, я понимал, что чем скорее мы подадим заявление, тем лучше, тем быстрее будет свадьба, тем меньше шансов оконфузиться, попасть в неудобное положение. С другой стороны, перед тем как нести заявление в загс, необходимо хотя бы ради церемониала встретиться с ее родителями…
— Да не волнуйся ты так! — чувствуя мой мандраж, начала убалтывать меня Ирина дня за два до намечаемого похода — она вновь была полна энтузиазма. — Ну и что с того, что вы ровесники? Посидите, поговорите, как сыграл «Локомотив» — самое милое дело! Цивилизованные же люди! Опять-таки, папаньке будет с кем пропустить кружечку пива.
Господи, господи, что будет в первую минуту? Узнает ли меня сразу Галя-Галина-Галина Даниловна? Или не узнает? Знает ли она, что ее дочь беременна? И от кого? Попросить Иринку объяснить ей, что моей вины нет?
Но тогда получается, Ире придется признаться родной матери в своей опрометчивости, в том, что она, собственно, и хочет скрыть! Господи, как все запутано! Скорее бы эта кутерьма осталось позади!
Перед квартирой будущего тестя с тещей меня разве только дрожь не била. Был в таком ступоре, что даже ничего не понял, когда дверь открыла незнакомая моложавая женщина с каштановыми волосами и начала чмокаться с моей Иркой.
— Ну, здравствуйте! — проговорила она нараспев, и я обалдело вывалил:
— Здравствуйте! А где Галина Даниловна?
— Я и есть Галина Даниловна, Ирина мама! — просияв, пропела женщина. — Не удивляйтесь! Я понимаю, нас с Иркой часто, особенно когда мы вместе, принимают за сестер! В нашем роду все женщины выглядят моложе своих лет. Можете меня звать просто Галей! — тараторила она. Так, почти ничего не сказав, я покорил сердце будущей тещи.
Потом давил пятерню будущему тестю и с нотками панибратства спрашивал, в каком году он заканчивал «наш политех».
— Да что вы, я не здесь учился! — рокотал он бодрым голосом поэта-шестидесятника. — Мы в эти края только в девяносто втором из Иркутска перебрались!
Кажется, меня слега шатнуло. Когда хотел вытереть испарину со лба, Ирка проворно сунула мне в руку носовой платок. Что-то пробубнил про то, что рад бы болеть за «Локомотив», но телевизор сломался. Меня заверили, что отныне у меня будет возможность смотреть футбол в любое время суток, и потащили к столу — милые, современные, интеллигентные, все понимающие люди!
За столом пили темный густой кагор и армянский коньяк, и в моей голове все никак не могла уложиться мысль о том, что вместо былой любовницы, пусть и полуминутной, вместо дочери я познакомился с какими-то совершенно неизвестными людьми и получил в невесты малознакомую девчонку, вернее, юную, обворожительную женщину, но женщину, в лоне которой трепетным цветком расцветает неизвестно чье семя!