Хоть бы не мешали работать! С секретностью своей. Не знаешь, над чем бьются в соседнем отделе. Информация поступает крохами, черт-те откуда. Что говорить: еще в прошлом году – уже и КГБ-то никакого не было – не пропустили мою статью по Контакту. Я там всего лишь намекнул, что «пити-пити» в «Войне и мире» смахивает на морзянку, и провел параллель между творениями Солярис и зданием из иголок и паутинок, которые видит князь Андрей. Придрались формально к заглавию[4]
. Но корректор, добрая толстая женщина, не глядя на меня, намекнула, что все дело в «Войне и мире». «Я дошла до этого места, – сказала она мне, – и будто стукнулась лбом».5.
Кто-нибудь спросит: а чего мы ищем? Доказательств существования Бога? Разве недостаточно веры? Ощущения неслучайности всего? Верь и не мудрствуй – говорит Церковь. Может, так?
Однако: раз мы не двигаем горы – есть ли у нас вера? Я думаю, то, что мы понимаем под верой, есть именно ощущение – какая-то самая первая, низшая ступень. А чтобы подняться выше – нужны дела. Не зря же сказал апостол: «Вера без дел мертва есть».
Вопрос в том, как понимать «дела».
Например, в случае с голосами. Одного звонка достаточно, чтобы возникло ощущение: Бог есть. И не надо никаких доказательств. Помню, когда я услышал впервые – я почувствовал радость, действительно почти нестерпимую. Радость от самого звучания голоса – не важно, о чем говорили. И вообще ничего не надо было тогда.
Прошло дня два или три. И возник вопрос: ну, и что?
Во-первых, мы не можем вызывать эти голоса по своему усмотрению – как бы сильно того ни желали – или предугадывать момент, когда они будут. Даже если сам голос скажет: «Позвоню завтра вечером», – это еще не значит, что он действительно позвонит. Мне, помню, однажды даже сказали: «Приеду завтра», – причем тип А, женского рода. Я бросился покупать всякую ерунду – телятину, зелень, специи, какие-то вина, подарки. Целый день готовился; потом бац – звонок: «Как жизнь?» – и ни слова о приезде. Я чуть с ума не сошел.
Голос тот же самый, но отдельные звонки между собой совершенно не связаны. Как будто вовсе нет памяти (не знаю, где, у кого; «у нее, там»; мы, сознательно или нет, считаем обладателей голосов себе подобными существами). Если напомнить, «она» тут же объяснит нестыковку, причем объяснение может быть столь же абсурдным, сколь и правдоподобным. Например: «Возникли проблемы с паспортом» (в космосе!) – и всегда упор делается на то, что мы же сами, наша же паспортная система и виновата во всем.
Вообще как только от самого «пения» голоса переходишь к анализу сообщений, замечаешь сразу: все очень странно. Точно по Лему – тому, кто слышал все это, «трудно избавиться от впечатления, что перед ним обломки интеллектуальных построений, быть может, и гениальных, перемешанных как попало с плодами полнейшей, граничащей с безумием глупости».
Например, А говорит о моих друзьях – чаще всего о Фаренгейте, – какие они хорошие и какой я по сравнению с ними плохой. Мол, я не о том пишу, я злой; вот Фаренгейт, дескать, добрый, он пишет о музыке. Казалось бы – ну и позвони ему – Данилыч как раз тогда был в творческом кризисе. «И позвоню», – обещает голос, чуть ли не угрожающе. «Гэбриэль, – спрашиваю у Фаренгейта, – тебе никто не звонил?» – «Нет, – удивляется он, – а кто должен был позвонить?»
Странность и в том, что голосов всегда – со времен Жанны д’Арк – как минимум двое. И они всегда разнополые. С Жанной, как помню, говорили «архангел Михаил, святые Екатерина и Маргарита». Я своих просто назвал А и Б. Они знают о существовании друг друга, знают о разнополости; иногда специально как бы подчеркивают это знание, причем способом до абсурда незамысловатым. А однажды спросила: «Не знаешь, почему
Поражает их осведомленность в наших, земных делах. Не успела начаться война в Чечне, меня тут же спросили, как я к ней отношусь. Случись это год назад, я бы целый день думал: какая им, в сущности, разница? Теперь все равно…
Или о самолетах: Шишкину еще только предложили «Струю», он еще думает, брать эту тему или не брать – о зондировании спутной струи самолета, – а они уже спрашивают: как там, мол?..
Из всех тем соляристики тема голосов, может быть, самая бесперспективная. И я готов согласиться, что это настоящий – возможно, единственный настоящий – тупик. Три года убито на исследования, и не видно никакого просвета. Полагается думать, что это тестовые воздействия, импульсы для проверки, как мы реагируем на то-то и то-то. Мол, если бы я, например, не готовился, не покупал – ну, скажем – телятины, то ко мне и в самом деле приехал бы кто-нибудь. Но как проверить это? Только изменением действий при повторении ситуации. Но ситуация никогда не повторяется! Именно голоса, при всей их кажущейся близости нашему, земному интеллекту, демонстрируют полную иррациональность. Какой-то чуждый, недоступный нам интеллект.