Клор (СИ)

Голова снова поднялась над уровнем ткани, промычала нечто нечленораздельное и попыталсь нырнуть назад. Именно в этот момент я понял: примат эффективности над гуманизмом — семейный принцип Феронов. Джин просто и незатейливо ухватила Кахваджи Кандо за ухо и, периодически срываясь на змеиное шипение, выдала чрезвычайно мотивирующую речь:

— Слушай сюда, кривоухая ты гряземорда! Либо ты сейчас же встаёшь и отвечаешь на вопросы гражданина комиссара, либо…

Далее городового одним рывком взяли на болевой. И на ещё один. И снова…

— Джин, — голос лишённого убежища Кахваджи сорвался на писк, — отпусти, больно же…

— Ты. Меня. Понял?

— Понял, понял, только не оторви!

Ферон фыркнула и разжала пальцы. Кандо кулём осел на пол, убаюкивая растянутое ухо обеими ладонями.

— Какая же ты всё-таки бессердечная непечатница, — прохныкал Кахваджи. — Видишь же: вокруг меня весь мир — жижа, а внутри совсем сухо. Как жить прикажете, когда такое творится с белым светом?

— Алкаш обыкновенный, — Джин решила провести для меня развёрнутое представление городового. — Ни чести, ни уважения, ни даже простого пива!

— Пусть пиво всякие Волки позорные хлещут! — едва ли Кандо мог выбрать менее удачный момент для защиты своего доброго имени. — А мы стоим на страже города! Да! Мы бойцы незримой войны!

— Войны с мировым заговором парфюмеров разве что, — устало проворчала Ферон. — Слушай, Тит Кузьмич, спрашивай быстрее, чего хотел, и пойдём уже отсюда подальше.

Честно говоря, я чувствовал себя при этой почти семейной сцене несколько лишним. Интуиция подсказывала, что пикировки вроде этой не раз случались в прошлом и, скорее всего, многократно повторятся в будущем. Фокусировка внимания на интересах службы потребовала заметного ментального усилия.

— Гражданин городовой, — голосом несколько более твёрдым, чем требовали соображения заботы о коллеге в тяжёлом состоянии, начал я, — Силы Превентивной Городской Самообороны просят вашего содействия в расследовании террористического акта, имевшего место неделю назад.

— Чё? — реакция Кахваджи явно показала, что я сильно переоценил концентрацию крови в его внутривенном спирте.

— Тоуро Соплю помнишь?

— Каво?

— То-у-ро, — по слогам отчеканил я, присев на корточки перед собеседником.

— Соплю-то?

— Его самого.

— Помню, конечно. А чего с ним? Опять на уважаемых людей кляузы строчит, подстилка имперская?

Я переглянулся с Джин. Она пожала плечами. Я продолжил по биту выуживать из тела городового информацию:

— Мы ищем его. Ты знаешь, где он живёт?

— Тоуро?

— Да, Сопля.

Лоб Кандо сморщился от интенсивной мыслительной деятельности, как пересушенная изюмина. Спустя полминуты Ферон демонстративно подпёрла стену и начала насвистывать какой-то незнакомый мне мотив. Через минуту я аккуратно начал прощупывать Кахваджи диагностирующими заклинаниями. Две минуты спустя лицо городового просветлело, и он на одном дыхании выдал:

— Шестая по Лампадке, там вниз раковальня, а галерейку Плитка держит — она ещё Арти отстёгивает. У Сопли конура в северном углу, на него ещё сосисочные всё жалуются, что он по утрам горшок в окно выплёскивает, им на лотки.

Я хотел получить комментарии практически к каждому слову, но Джин уже развернулась на выход.

— Спасибо, гражданин городовой, ваш вклад неоценим, — прокряхтел я, возвращая обмякшее тело в пригретую берлогу.

Едва я вышел наружу, Ферон быстрым шагом направилась вглубь Биржи.

— Ты, кажется, поняла, что сказал Кандо? — спросил я, подстраиваясь под не вполне подходящий серьёзным людям темп движения.

Джин коротко кивнула и добавила:

— Кхандо.

— Что, прости?

— Его фамилия — Кхандо. «Ка» аспирированное. Кандо живут в Деновее, в Клоре ты ни одного не встретишь после той истории в конце войны за независимость.

Несколько метров я осмысливал полученную информацию. База данных Талоса утверждала, что Кандо и Кхандо — одна семья, и вся разница в том, каким диалектом синтана мы пользуемся. В клорском Лён Ньол верная форма — Кхандо, в аксиотском Риэн Мар — Кандо. Пока я размышлял о роли шибболета в политической самоидентификации, Ферон поинтересовалась:

— Тит Кузьмич, почему ты со вспомогательными заклинаниями так сильно тупишь? С боевыми, кстати, тоже, хотя и не столь критично.

— Что, прости? — суть вопроса дошла до меня не сразу.

— Вот, например, открыв дверь в нужник Кахваджи, почему ты сразу отсечку на запахи не поставил? Или когда мы после теракта встретились — у тебя была тысяча и одна возможность пробить блокировку пространства, но ты решил тупо и храбро рубить всё клинками.

— А, ты об этом… — я откровенно завис. Такие вопросы попросту не приходили мне в голову. — Наверное, слишком привык к эфирному голоду. В благословенные времена ООН нам выдавали полсотни капсул эфирного конденсата — по декачару каждая — на весь отдел на год.

— Интересно…

— А разве в Конторе Глобального Бесилова было иначе? Союз, конечно, даже отец не застал, но и Федерация до Третьей особо не славилась маготехникой вроде как.

Джин смерила меня долгим изучающим взглядом, как будто видела впервые, и спросила:

— А с чего ты решил, что мы из Конторы?