Клуб 12 стульев

А теперь о Театре на Таганке. Со дня его основания в 1964 году я не уставал писать, что это «не наш театр», что «формализм, экзистенциализм и эмпириокритицизм не способны ничего дать советскому зрителю». И результат оказался налицо, Театр на Таганке стал самым популярным театром, а Володя Высоцкий, которого я в одной из статей назвал «ущербным Гамлетом с Большого Каретного», — любимцем театральной Москвы. И такого же Парижа.

Я думаю, нет нужды сообщать вам, что после этого меня приняли в ряды Всероссийского театрального общества.

Много, очень много я сделал для Высоцкого. Мои труды увенчались успехом. В июле 1980-го Володи не стало. Вся Москва была на его похоронах, оголив олимпийские трибуны. Он стал любимцем других стран мира. Его пластинки расходятся миллионными тиражами, книги его стихов невозможно достать.

И это я, давя его на каждом шагу, помог ему достичь такого положения.

Причем он не первый. Это я в свое время написал донос на Достоевского, и мы получили «Преступление и наказание», это я выгнал из страны Бердяева, это я в тридцатых попридушил Булгакова, а в сороковых, — Платонова, это я в сорок шестом назвал Зощенко пошляком, а Ахматову — блудницей, это я разогнал «Новый мир» шестидесятых.

Я сделал все, чтобы самым талантливым было как можно хуже, чтобы они выстояли и стали еще талантливее. И не страшно, что многие из них ушли раньше положенного срока.

Они сделали достаточно.

А я вынужден жить. Потому что наша земля никогда не оскудевала талантами. И всем я должен помочь. И для этого я должен жить. Ура!

Эдуард Медведкин Стакан воды

Гаврилову пришла пора жениться.

Гаврилов жениться не хотел. Ему и холостому было хорошо. И хотя умом понимал: надо! — сердце говорило: «Брось, сгинь, нудьга!»

Он довольно успешно разрушал доводы уговаривающих и даже сам переходил в атаку. Не без успеха. Двух женатиков, которые особенно усердствовали, он убедил сбежать от семьи на Колыму.

Но однажды его сразили наповал. «И кто тебе на старости лет стакан воды принесет? Заболеешь — налиться некому подать».

Ночью Гаврилову приснилось, что он лежит в грязной, неубранной квартире, один, старый, немощный, по седой, давно не бритой щетине текут слезы, и впалая, больная грудь исходит, захлебывается криком-шепотом: «Воды… воды…»

Утром он срочно произвел инвентаризацию потенциальных невест. Более других ему нравились Валечка, Лялечка и Танечка.

Валечка, несомненно, кандидат номер один. Тоненькая, воздушная. Глаза голубые, как море возле скал Алупки, где они отдыхали вдвоем. Сплошное очарование. При виде ее Гаврилову хотелось раздавать прохожим карманные деньги и целовать комнатных собачек, которых ненавидел. Но с точки зрения стакана воды… Она же актриса. Такие даже на пенсии бегают вечерами в театр. А если как раз в это время его посетят жажда и немощь одновременно?

Вот Лялечка попроще. Веселая, бойкая. Попроси не только стакан — графин, тазик, корыто принесет. И не простой воды — газированной. Но… красивая. От поклонников отбоя нет. И моложе. На нее всегда будет спрос. И когда-нибудь от него, пожилого, с больной правой почкой, ее вполне сможет увести мужчина с крепкой печенью.

Танечка сегодня-то хороша — а завтра? Она постарше и болезненнее. Того гляди ему самому придется дежурить рядом. Конечно, она любит его, и характер чудесный, но не это главное.

После недельного зондирования разных вариантов Гаврилов остановился на своей бывшей соученице Зосе. Все сходилось к тому, что Зося в решительный момент будет со стаканом воды на месте. И не слишком привлекательна, и здоровье на редкость, и отчаянная домоседка. Ее уж никто не уведет: просто из квартиры не вызовет.

Итак, Зося. Сомнений нет! Верняк! Гаврилов сделал предложение, добился согласия и сочетался законным браком.

Цепи Гименея оказались тяжелыми и со многими заусенцами. Его холостяцкая квартира преобразилась. Пустые светлые комнаты наполнились приданым суженой: диванчиками, сервантами, шкафами, скульптурка-ми (белыми слониками, серыми носорогами и желтыми цыплятами). Старые, пыльные ковры забрались на стены. Кухню заполонили кастрюли, кастрюльки, дуршлаги, противни, ухваты, чайники, чайнички, сковородки. Горы немытой посуды забаррикадировали умывальник. Несвежее белье навечно улеглось мокнуть в ванну. Появился стойкий запах скисшего борща, подгоревшей каши и выкипевшего супа.

Вместе с Зосей к Гаврилову перебрались подслеповатая сестра ее бабушки, две сонные болонки, Тяпа и Ляпа, ленивый кот Марципан. Гаврилов вздрагивал от омерзения, когда болонки лизали его руки или, не дай бог, нос, когда зазевается.