Клуб

Нашу лошадь увезли. А я попал в интернат. Тетя стала моим опекуном, и я думал, что она заберет меня к себе, но она не сделала этого. Я не решался спросить, почему она приняла такое решение. Тетя продала дом в лесу и на полученные деньги оплатила школу иезуитов. В рекламном проспекте интерната было написано: «Порядочность и порядок в повседневной жизни, а также уважение и готовность помочь другим людям очень важны, чтобы обеспечить каждому отдельно взятому ученику организованную жизнь в школе-интернате, ориентированную на учебу и достижение успехов». И это предложение беспокоило меня.

В моем чемодане лежали пять пар брюк и пять рубашек, нижнее белье, носки, шерстяной пуловер моего папы, цепочка моей мамы, шапка, веточка вишневого дерева, мой коричневый нелинованный дневник и пара черных боксерских перчаток из воловьей кожи.

Колледж Иоханнеса был расположен на склонах Баварского леса и казался мне рыцарским замком, с башенками и зубцами на стенах. Он на протяжении нескольких столетий служил пристанищем для иезуитов, а во время Второй мировой войны там встречались члены группы немецкого Сопротивления «Кружок Крейзау», чтобы спланировать убийство Гитлера.

Когда я впервые увидел интернат, солнце светило сквозь ели, а ветер с юга нес в страну тепло Италии. Казалось бы, все говорило о правильности принятого тетей решения. Но мне все это показалось лишь попыткой ввести меня в заблуждение.

В свой первый день в интернате я сидел в комнате ректора. Он был приветливым молодым человеком, мы расположились за столом, покрытым льняной скатертью. Я ухватился за ее край и думал о желтом платье моей мамы.

Ректор сказал, что прекрасно понимает, что мне нужно какое-то время для того, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Но я был уверен, что он ничего не понимал. На лбу у него была родинка, и он все время улыбался без повода. Мне стало интересно, почему он все время делал какие-то записи.

Каждый ученик в колледже Иоханнеса должен был в понедельник утром сдавать мочу, чтобы ее исследовали на содержание наркотиков. Ученики были либо сыновьями богатых бизнесменов, либо юношами, которые в свое время принимали столько наркотиков, что их родители решили, что только монахи могут справиться с ними.

В замке жили двенадцать монахов, одиннадцать из них были преподавателями, один готовил еду. Его звали отец Геральд, и родом он был из Судана. Мне он нравился, потому что был другим и потому что у него на лице была печальная улыбка. Отец Геральд говорил мало, а если говорил, то на английском языке. Его голос был глубоким и чужим. Все, что он готовил, было слишком мягким.

В первый день своего пребывания в интернате я пошел в уборную и посмотрел на умывальники, висевшие рядом друг с другом на стене. Я посчитал – их было сорок. Кажется, все здесь жили одинаково. Ночью пара учеников обкидали меня скомканными листами бумаги, которые они разжевали в маленькие пульки. Я сделал вид, что не заметил этого. Позже они украли у меня подушку. Спустя пару недель парень старше меня дал мне подзатыльник, когда я стоял в очереди в столовой. Я почувствовал, как покраснели мои уши, и усмехнулся, потому что не знал, что мне сделать. Затылок немного побаливал. Парень стоял за мной и громко спросил меня, не скучаю ли я по маме, потому что скулю во сне. Я развернулся и атаковал парня боковым ударом в лицо. Раздался звук, как будто открыли банку с вареньем.

Отец Геральд стал свидетелем этой стычки и схватил меня за руку. Я думал, что меня исключат из школы, и обрадовался, потому что надеялся, что смогу наконец переехать к своей тете в Англию. Я не был в курсе того, что интернат очень нуждался в деньгах, потому что пара монахов в надежде на прибыль вложили средства в исландские высокотехнологичные компании, но потеряли большую сумму активов фонда. Кроме того, парень, которого я ударил, был местным возмутителем спокойствия. И то, что он попал в лазарет на какое-то время, на самом деле только обрадовало руководителя интерната. В качестве наказания он послал меня в винный погреб, чтобы навести там порядок.

После той драки остальные дети стали избегать меня. Я предлагал им списывать задачки, спросил однажды, не хочет ли кто-нибудь поиграть со мной в прятки в лесу: на это я настраивал себя несколько дней. Я не собирался в этот раз убегать слишком далеко, но детям это было неинтересно. Они заявили, что играть в прятки это слишком уж по-детски. Я думал, что, возможно, мне стоит больше рассказать ребятам о себе. Поэтому я рассказал о том, что, по моим ощущениям, апельсины по вкусу напоминают приключения и что мягкие волосы девочек на затылке иногда похожи на сахарную вату. Но дети только высмеяли меня.