Клуб «Алиби»

Спокойствие квартала Пасси было нарушено внезапным шумом мощного мотора. Длинная и блестящая машина двигалась на юг по Рю де Лонгшамп.

— Бельгийцы, — заключил Спатц, — завтра они будут в Испании. У них всегда много денег, и они уезжают от проблем на своих быстрых машинах. У тебя есть машина, Ганс?

Фон Галбан покачал головой, страх сдавил ему горло.

Они шли, не произнося ни слова, по красивым и ухоженным улицам шестнадцатого округа, по Рю де Белль-Фейль, по проспекту Виктора Гюго. Площадь Трокадеро кишела автомобилями, фундамент дворца Шайо был завален мешками с песком. Спатц остановился, сунув руки в карманы брюк, и уставился на массивное здание. Оно было построено всего несколько лет назад и относилось к фашистскому стилю в архитектуре.

— В Испании о физике и говорить нечего, — сказал фон Галбан, заканчивая диалог, который был начат некоторое время назад.

— Скоро ее и здесь не останется, — Спатц отбросил окурок, — все к этому идет. Ты уезжаешь, потому что путь к славе лежит где-то еще, а ты тщеславен. Мы оба это понимаем, Ганс. Твоя жена не хочет, чтобы ты остался и работал на Гиммлера и его людей.

Генрих Гиммлер, как они оба знали, командовал СС — элитным и криминальным подразделением нацистской партии. Несколько месяцев тому назад Гиммлер и СС вынесли такой жестокий обвинительный приговор еврейским физикам, что даже Вернер Гейнзенберг — не еврей и самая большая надежда Германии по части атомной бомбы — думал, что его карьера кончена. В мире под командованием Гиммлера для Ганса фон Галбана будущего не было.

Казалось, что Спатц уже знает все самое важное, и Ганса это не удивляло. Уже несколько лет молва связывала праздного повесу Воробья с адмиралом Вильгельмом Канарисом, главой абвера — сети немецкой разведки. Спатц был шпионом. Как еще ему так легко удалось бы попасть в немецкое посольство в Париже? Как еще он мог приезжать и уезжать, словно наследник королевского трона, свободный от конвенций и ожиданий, и от нужды зарабатывать себе на жизнь? Перелетная птица. Именно поэтому они стояли на перекрестке, уставившись на громаду образца фашистской архитектуры, потому что Спатцу нужно было знать то, о чем знал Ганс.

— Ты хороший физик, Ганс, — сказал Спатц задумчиво. — Один из лучших, когда-либо рождавшихся в Европе. Конечно, ты австриец, но аншлюс сделал различие незначительным. Теперь мы все счастливые братья, живущие в Рейхе, да? На самом деле проблема в том, что твоя мать еврейка, и поэтому ни одно немецкое или австрийское учреждение не сможет нанять тебя, не нарушив закона. Verboten[38]. Ценой жизни.

Он не стал дожидаться согласия фон Галбана.

— Так что твое решение стать полностью французским гражданином и жениться здесь, возможно, было правильным. Или было бы таковым, если бы французы не решили возобновить последнюю войну вместо Гитлера. Ты знаешь, что у армии Альянса нет танков? Что они противостоят самой большой танковой армии, которую когда-либо видел мир? Ты Знаешь, что самолеты люфтваффе превосходят французские в соотношении десять к одному?

— Черчилль пошлет британские самолеты.

— Черчилль бережет каждый самолет. Они нужны ему, чтобы предотвратить вторжение в Британию. Если Франция сдастся.

Фон Галбан облизал губы.

— За границей ходит слишком много слухов. Не знаешь, чему верить.

— Пока кто-то не прочитает телеграммы, — сказал Спатц безжалостно. — Немецкое посольство закрыто, как мы оба знаем, и поверь мне, в этом городе действует подпольная немецкая сеть. Я каждый день с ними общаюсь.

— Твоя верность родине может быть под подозрением, — сказал фон Галбан в ответ. — Бог знает, что ты имеешь в виду под словом… подпольная.

— Ложь. Правда, — Спатц нетерпеливо пожал плечами, словно крыльями. — Зависит от дня. Годами я жил, опустив голову и держа свою задницу подальше от Берлина, Ганс. Но теперь Берлин стоит у меня на пороге, и, думаешь, мне это нравится? Думаешь, я хочу видеть мальчиков в форме feldgrau[39], марширующих по Елисейским полям?

— Но, — он подыскивал слова, его голова всегда была занята числами, — ты только что сказал…

— Что я покупаю время. Да. Если они поймут, что я сотрудничаю с ними, они, возможно, оставят меня в покое на достаточно долгое время, чтобы я успел сделать свои дела. Моя двоюродная сестра знает людей из британской дипломатической миссии.

Быть немцем — плохая шутка, подумал фон Галбан. Вот Спатц: типичный ариец, с подтянутой фигурой и золотой головой. Но мать Спатца была британкой, его бывшая жена была еврейкой, и, как и у самого Ганса, у Спатца была благородная приставка фон в фамилии. Любой намек на аристократическое происхождение, и ты становился зерном для мельницы Гитлера. Против Ганса фон Динкладжа существовало три компрометирующих факта, и любой из них мог быть известен в Рейхе.

Фон Галбан двинулся дальше, бесцельно, словно его ноги могли спасти его.

— Gott in Himmel[40], что же мне делать, Спатц?