Клуб анонимных эйнхериев

— Далеко не все скандинавы. Вальхалла — это воинский рай. Рай викингов.

— А что здесь делаем мы? Ты? Я? Или ты тоже викинг?

Кажется, мне удается смутить его.

— Как бы это объяснить… Большая часть присутствующих очутилась здесь, если так можно выразиться, по собственной воле. Когда-то, сотни лет назад, они ради этого почетного права искали славной смерти с оружием в руках. И находили. С этим тогда проблем не было. Но потом мир изменился. Видишь, половина зала пустует? —  Действительно, люди сидят на лавках вольготно, совершенно не теснясь. — Тогда казалось, что так будет вечно. Длинные ладьи будут бороздить моря. В святилищах будут приносить жертвы Одину, а другие народы будут стенать и молить господа избавить от ярости норманнов. Никто не думал, что все закончится так быстро. Каких-то несколько сотен лет. Потом христианство — иная религия, иная мораль. Желающих, отвечающих всем требованиям больше не стало, а к последней битве надо готовиться. Вот сюда и стали забирать кого ни попадя. Лишь бы было восприятие. Хотя бы внешнее. А тут как раз по всему миру среди молодежи полезла мода на скандинавскую мифологию. Можно сказать, новое возрождение. Северный ренессанс, блин. — Дмитрий криво осклабился. — Разные экзальтированные личности мечтают попасть после смерти в Вальхаллу. Некоторые уж совсем экзальтированные добиваются исполнения желаний, совершая что-нибудь несовместимое с продолжением жизнедеятельности. Не удивлюсь, если узнаю, что к поветрию приложил руку хозяин этого места. — Волосатый кивает в сторону массивного кресла, возвышающегося в центре зала. — Старикан весьма хитер и интересный собеседник, но боюсь, увидишь ты его не скоро. Все в делах: мотается по свету, ищет свежее мясо.

Дмитрий тянется за кубком.

— Кроме идейных психов, к которым я тебя поначалу отнес, хватает и простых обывателей. Смотрят фильмы, читают фэнтези, ездят на ролевые игры, слушают разный там фолк. «На чужих берегах…», — фальшиво тянет он и почему-то грустно вздыхает, — а потом умирают. Под колесами машины. От передозировки чего-нибудь. Зачастую вообще глупое стечение обстоятельств. Но под впечатлением от услышанного, прочитанного, просмотренного накануне… — Выразительный взгляд в мою сторону. — И после этого совсем не обязательно, но очень часто попадают сюда. Смерть, конечно, не по завету, да тут уж не до соблюдения традиций. Люди слишком нужны. Зима-то все ближе. — Дмитрий без малейшего признака отвращения отхлебывает из кубка и продолжает: — Твой случай по местным меркам еще почетный. Все-таки в бою, с оружием в руках. Тебя даже пока не трогают, дают прийти в себя. Здесь у нас, как в тюрьме, все знают, как ты залетел сюда. А то хватает анимешников, переигравших в приставки геймеров, интернет-фриков с модными никами: «Берсерк», «Фенрис», «Локи» — и прочего сброда. В общем, новоприбывших хватает. И все воспринимают происходящее по-разному. Кто-то вливается, кто-то — нет. Слышал: есть даже общество психологической реабилитации для тех, кому уж совсем невмочь.

— А сам-то ты как здесь очутился?

— Спрашивать о прошлом тех, кто влился, вообще-то не принято, но я отвечу. Диссертация по скандинавской мифологии. Мне это действительно было интересно.

— И что, у тебя теперь, как это, полевая практика? — Мне все больше не нравится происходящее. — И когда домой собираешься?

— А никогда, — безмятежно заявляет Дмитрий. — Другого дома не будет ни у тебя, ни у меня. Не хочешь верить — продолжай думать, что все это бред. Я же вижу, как ты на меня смотришь. Это нормально. Я сам так первое время считал. Потом решил — лучше приспособиться, и теперь почти счастлив. Ты тоже привыкнешь. Пока же пей, Ярицлейв. Это поможет тебе забыться. — Будто в доказательство, москвич поднимает кубок.

Вечеринка продолжается. Волосатые мужики поголовно заняты едой, выпивкой и болтовней. Валькирии, как назвал местных официанток Дмитрий, мельтешат между столами, разнося все новые и новые порции мяса и меда.

Краем уха я слушаю похвальбу о битвах и странствиях, которыми потчуют друг друга бородатые соседи. В другое время, может, это было бы даже увлекательным, но слова Дмитрия заставляют меня серьезно задуматься: а я не брежу, вдруг это все взаправду? Что-то слишком все это затянулось, да и больно реально для галлюцинации. В галдящей толпе я все чаще замечаю людей, отличающихся от основной массы. Больше похожих на меня или Дмитрия, чем на лохмато-бородатое большинство.

Едва ли не сильнее пугает Гудрун, постоянно подносящая мне подносы с мясом и кубки с медом, от которых я неизменно отказываюсь. Гудрун, как ей кажется, мило улыбается и начинает уговаривать. Отделаться от нее удается с каждым разом с все большим трудом.

В конце концов на происходящее обращает внимание Дмитрий.

— А ты ей понравился, — усмехается он и уже серьезно добавляет: — Будь осторожней, отказать валькирии ой как непросто.