Клуб благотворительных скелетов

— Ты святая женщина, — говорил ей Серапион, — и Всевышний озаряет тебя Своим светом… Тебе уготован рай, вечное блаженство…

Мирта не знала, что отвечать, и испытывала какое-то новое чувство. Впервые в жизни ей почему-то захотелось таких ласк, какими она дарила других, ей захотелось поцелуев, наслаждения страстью… Она посмотрела на него и грустно опустила голову.

«Этот не такой, — подумала она, — ему ничего не нужно, кроме приюта… Его не надо утешать…»

— Вот, на этот раз, — вкрадчиво сказала она Серапиону, — я не могу быть такой, как всегда…

— Почему?

— Ты совсем не похож на тех, которые бывали у меня, которым я помогала… Ты мудрый, святой… Тебе не нужно женских поцелуев, не нужно моих ласк…

Серапион изумленно смотрел на нее и ничего не понимал.

— Фигами, медом и глотком кипрского вина нельзя осчастливить человека, — горячо продолжала Мирта. — Если бы я делала только это, поверь, Серапион, обо мне бы не говорили столько, ты бы не услышал про меня, и я не заслуживала бы милости Божьей…

— Но что ты делала еще? — совсем уже смущенный, спросил Серапион.

Мирта подняла на него свои прекрасные, полные страсти глаза и обожгла его пылающим взглядом.

— Я отдавалась сама, — гордо сказала она, довольная своею жертвой.

— Ты отдавалась сама, — повторил Серапион, — кому же?

— Всем несчастным, — наивно отвечала она, — кому нравилась моя красота.

— Мирта, Мирта! — с гневом воскликнул Серапион, — что сделала ты!.. Какая ты грешница!.. Величайшая преступница!.. Проклятие на твоем доме!..

Мирта не поняла, почему так прогневался на нее гость и, обиженная, горько зарыдала…

Горе сделало ее еще обольстительней, и Серапион, убоявшись искушения, поспешил покинуть дом Мирты.

Всю ночь ходил он около ее сада, молился и плакал.

«Несчастная Мирта… Заблудшая овца из стада Христова, — думал он, — да поможет ей Бог, да простит ее… Она ведь не понимает, что творит»… — и, благословив издали ее дом, он в раздумье пошел но пустынной, пыльной дороге…

Мирта, как и семь лет назад, стояла у себя на террасе и глазами, полными слез, следила за удалявшимся путником.

— Лициас и Серапион, — с грустью думала она, — оба стараются угодить Богу… Оба учат разному… Оба смущают душу… Но где же правда, где правда?..

И, горько рыдая, она упала на тот ковер, где когда-то задыхалась в сладострастном экстазе.

Париж. Музей Гиме[7]. Полутемная, строгая зала. Отдел египетских мумий.

Что это?

Мирта, Серапион.

Быть не может!

Но это так.

Их мумии нашли в Египте и привезли в Париж.

И вот она, неподвижная, лежит, быть может, в тех самых розовых вуалях, в которых две тысячи лет назад отдалась Лициасу.

Я смотрю, и мне кажется, что она повернула голову к своему соседу, Серапиону, и насмешливо говорит:

— Ну, что ж? Ты жил в пустыне, отказывал себе во всем, бежал от женских ласк… Ты проклинал меня, ты говорил, что я преступница, но я жила… Жила, как мне нравилось, упивалась ядом страсти… Теперь мы рядом… Две мумии, украшения музея… Кто же прав? Ты или я? Отвечай!..

Серапион, закованный в вериги, которыми он умерщвлял свою плоть, плотно увернутый полотном и надушенными тканями, неподвижно лежал в своем саркофаге и молчал.

Рим

Валериан Светлов ХОРОВОД Христианская легенда

Илл. С. Лодыгина

Утро застало отроковицу Музу в любимом ею храме. Сторож так привык к виду этой коленопреклоненной отроковицы, что перестал обращать на нее внимание, а на ночь запирал собор, как будто ее там и не было.

Муза знала любимый храм лучше, чем свою комнату в доме родителей. Она любила его величественный вид, стрельчатые башенки, остроконечные арки, каменные кружева, цветные стекла, расстилавшие на плитный пол причудливые ковры с желтыми, синими, красными, зелеными и фиолетовыми узорами, вытканными на нем самим солнцем, входившим в храм через эти стекла. Любила Муза весь этот молитвенный порыв храма к тому беспредельному, к которому так рвалась и ее душа.

Муза любила храм с его оссарией, в которой складывались извлеченные из старых могил кости древних покойников, уступавших свои места на кладбище новым. Любила она и толстые плиты с надписями «requiescat in расе», под которыми были погребены духовные или почетные лица города. Любила отдельные алтари и капеллы с изображениями св. Чаши, распятий, с изваяниями св. Девы или любимого ученика Христова — Иоанна. И бассейн св. воды, в который она благоговейно опускала кончики тонких и прозрачных, как воск, пальцев. Любила она и орган с длинными и короткими, тонкими и толстыми блестящими дудками, издававшими под руками искусного органиста звуки, похожие на человеческие голоса или на перекликавшиеся хоры небесных сил, славивших Творца в его непостигаемом величии.

Когда Муза попадала в храм, ей казалось, что земля оставалась внизу и далеко, а что она сама находится в близости к небу.