Клуб Демиургов (СИ)

— Зато человек — это звучит гордо! — В присутствии Евгении юноша заметно осмелел. — Всякий человек есть творец своей судьбы! Человек создан не для того, чтобы влачить цепи, человек создан для счастья, как птица для полёта!.. — Афоризмы слетали с языка один за другим. Костя и не подозревал, что в нём сокрыт такой кладезь мудрости. — Уважать человека, как самого себя, и поступать с ним…

— Надо же! Конфуция вспомнил! — Антон прыснул. — Ты бы про это помнил, когда…

— Тоша, помолчи! — Женя гневно сверкнула глазами. — Тащите его обратно на диван, ребята.

Костю трясло в ознобе, голова шла кругом. Без посторонней помощи он не смог бы сделать и шага. Однако, когда Геннадий взял его подмышки, юноша попытался вырваться.

— Не надо! Я сам!

Вновь рухнув на пол, он окончательно смирился со своей участью и, как оказался на диване, даже не заметил.

— Ген, ну ты ей скажи! Было ведь отречение?! — вальяжно развалившись в своём кресле, Антон мусолил во рту сигару. — Модальность субъективного, разумеется, ноуменальна, но при этом нельзя забывать о дискретности экзистенциального и нетождественности универсума самому себе.

Мучительно переваривая сказанное, Геннадий задумался, но вскоре отрицательно мотнул головой.

— Нет, Тош, не было, — Гена сидел в соседнем кресле и отстукивал по подлокотнику ритм какого-то марша. — Любая идеальная субстанция обладает виртуальной сущностью. Это ты у кого хош спроси!

— Но он ведь сказал: «Я — не Кришна».

— Во-первых, в несознанке. А во-вторых, при чём здесь это?

— Сами вы в несознанке! — Костя попытался встрять в учёный диспут. — Дурдом на выезде!

— Заткнитесь, юноша! — как и прежде, Антон даже не посмотрел в его сторону. — Гена, единосущность подразумевает множественность дефиниций, не мне тебе об этом рассказывать. Отречение от одной из них неизбежно приводит к коррозии всей семантической цепи…

Гена захохотал.

— Тош, из Кришны такой же единосущный, как и из нас с тобой. Ты прежде, чем философию разводить, матчасть бы выучил…

— Было! — Женя, отрешённо рассматривавшая карты на столе, вдруг вскинула голову и зловещим взглядом обвела присутствующих. — Было отречение, но… не сейчас. Вы посмотрите, как его трясёт! Возница не сдержал своих лошадей, колеса вращаются вспять, и континуум вот-вот начнёт трансмутировать… Башня разрушена, пришло время собирать осколки…

— Так выпить ему принеси, — в голосе Антона появилось что-то вроде сострадания. — Да и нам не помешает.

Евгения решительно встала.

— Гена, тебе как всегда?

— Да, на мухоморах, если можно.

— Тебе, Тош?

— Чистенького, ты ж знаешь, я бодяжить не люблю.

— Вам, молодой человек?

— А кола есть?

— Школота! — Антон скривился. — Ты б ещё молочка попросил.

— Кстати, Антон, а это идея! — Женю осенила какая-то мысль. — И как я сама не додумалась?!

Она быстро куда-то исчезла, но вскоре вернулась, неся на подносе четыре разноцветных бокала, наполненных какой-то жидкостью. Желтовато-белёсый напиток слегка дымился и нежно пах одуванчиками. Однако сомнения у Кости оставались.

— Это алкоголь? Или наркотик какой-то?

— Ещё какой! — Гена дружелюбно подмигнул. — Пей, босота, не боись!

Костя аккуратно пригубил, потом сделал глоток, потом ещё… Пить эту жидкость хотелось не переставая, и он не заметил, как его бокал опустел.

— Женечка, — Антон, залпом проглотивший свою порцию, картинно закатил глаза. — Где ты достаёшь такую тинктуру?! Это же просто феерия какая-то!

Собственно, больше Костя ничего не слышал. Огненным вихрем его сносило в запредельную даль. Туда, где не было ничего, что помешало бы его тоске и отчаянию.

Туда, где совсем ничего не было.

========== Глава 4 ==========

Томная нега безмятежности поглотила Костю без остатка. Истончав в ней, подобно кусочку сахара в горячем чае, он погрузился в блаженную дрёму — сон без видений, глубокий и крепкий. Ласковый ветерок трепал стропы его гамака, плеск волн шептал колыбельную.

Это был даже не сон. Точно укутавшись пуховым одеялом, Костя сам превратился в одеяло, стал каждой его пушинкой, его теплом и его мягкостью.

Мириады частиц, готовых разлететься лохматыми хлопьями, до поры помалкивали. Но вот, сквозь тугую пелену забытья, стали прорываться чужеродные звуки.

Серёга из третьей группы беспрерывно шмыгал носом, кто-то на задних рядах уронил учебник. Словно бредя ночью в уборную, шаркал ногами профессор Суходоев, бубня абракадабру, смысл которой едва ли был доступен ему самому.

— Сингулярности присущи парадоксальное стремление нуля к бесконечности и, наоборот, бесконечности к нулю. Впрочем, имманентные свойства и того и другого изучены довольно слабо, чтобы с уверенностью говорить о парадоксальности их тождественности. Нас же, в первую очередь, интересует не трансформация нуля в бесконечность, а становление единицы, как основы всего сущего.

Косте сделалось невыносимо скучно. Думать о сингулярности не хотелось. Хотелось вновь окунуться в блаженство, истлевая и растворяясь в нём.

«Что я тут делаю?! — недоумевал юноша. — Лабы же только третьей парой…»