Клуб диких ниндзя. Снегурочка с динамитом

Бабах! — с жутким грохотом прямо из-под потолка на край татами приземлилась девчонка. Распласталась по резиновому покрытию — роскошная копна рыжих волос рассыпалась по плечам. Под множеством устремленных на нее взглядов девчонка слегка пошевелилась и, тихо постанывая, поднялась на четвереньки. Медленно выпрямилась.

— Боец синего угла на татами, — хрипло сказала она. Круто повернувшись, вызверилась на тренера: — Где мои перчатки?

Глядя на нее безумными глазами, тренер молча нахлобучил ей на голову шлем и принялся натягивать перчатки.

— Ты где была? — заталкивая сестре в рот капу, нервно спросила Кисонька.

Мурка не отвечала, сузившимися глазами глядя через татами на переминавшуюся в противоположном углу немецкую чемпионку Зульфию. Допустим, она совершенно не имеет отношения к сегодняшним неприятностям. Но кто-то же должен ей ответить — и за собственную дурость, и за ужас, пережитый на окне третьего этажа, и за боль во всем теле… и за прадедушку, погибшего при форсировании Днепра! К форсированию Днепра ни турчанка, ни даже ее предки не имели ни малейшего отношения, но Мурка просто чувствовала, что за прадедушку противнице придется ответить особо!

Глава XIX Не обижайте японских принцесс

Мрачный Карташов с совершенно бешеной физиономией ворвался в раздевалку… сгреб Кисоньку за волосы, рывком дернул к себе. В его ручище что-то сверкнуло… Сева вскочил, уже понимая, что не успевает спасти подругу от неожиданно обезумевшего тренера. Блеснув, оружие опустилось Кисоньке на голову… и тренер принялся раздирать гребнем ее огненно-рыжие волосы. Кисонька морщилась, но стоически терпела.

— Следующая — ты, — пробубнил Карташов, как опытная камеристка зажимая во рту длиннющие шпильки с изукрашенными разноцветными стразами головками.

Его могучие ручищи аккуратно собрали Кисонькины волосы в пучок и одним движением, показывающим большой опыт, увязали их в фантазийный узел, любовно выпустив из него несколько закрученных локонов.

— Вот так! — бережно втыкая в узел шпильки, удовлетворенно сказал тренер.

В раздевалку ворвалась Мурка. Ее шлем и перчатки полетели Вадьке в лицо — подхватить их он не успел.

— Два-один в мою пользу, — как о чем-то совсем незначительном сообщила она тренеру о своей очередной победе и, выхватив из рюкзака набор для макияжа, кинулась к сестре.

В раздевалку заглянул знакомый белорус Николай и, недовольно глядя на ребят, пробубнил:

— Там, говорят, вашей музыки нет. Давайте я отнесу. — И протянул руку.

— Ты музыку не отдала? — вызверился на Мурку тренер и, запустив руку в карман рюкзака, выволок оттуда диск. — На, парень, спасибо, что…

Отшвырнув тоненькую кисточку, только что порхавшую над лицом сестры, Мурка грубо выдрала диск из пальцев тренера.

— Передал — и спасибо, свободен, я сама все отнесу! — рявкнула она на Николая.

— Та мне не сложно… — Словно не слыша грубости, пацан снова потянулся за диском.

— А ну вали отсюда! — гаркнула Мурка, отдергивая диск от его протянутой руки. — Без тебя разберемся!

— Совсем дикие! — Белорус отступил. — То они бойцов подменяют, то с потолка прыгают… Придурки!

— Сам придурок! — крикнула ему вслед Мурка, зажимая диск под мышкой. — А музыку никому не отдам! Сама отнесу, сама поставлю, не хватало, чтобы и тебе тоже подгадили! — Она снова взялась за макияж.

Во все глаза Вадька и Сева следили, как брови Кисоньки изгибаются ровными, как у куклы, черными дугами, вокруг глаз разлетаются похожие на голубиные крылья синие тени, а на лицо ложится слой белой пудры, делая его похожим на маску. Из рюкзака вылетело легчайшее одеяние… Поверх зеленой кофточки и штанишек Кисонька оказалась укутана от шеи до пят в пестрые шелка. Бегая вокруг нее, как на карусели, тренер и Мурка накрутили на ее талию широкий пояс, вывязав его над попой роскошным бантом. Мальчишки обалдело уставились на «ояпонившуюся» Кисоньку. Прихватив CD, Мурка рванула в зал, остальные поспешили за ней.

Магнитофон гремел ритмичным роком, и каждым движением попадая в такт ударов музыки, на татами скакала та самая, слегка похожая на Катьку, девчонка из «интернатских», облаченная в широкие черные штаны и свободную рубаху без рукавов. Прыжок переходил в подсечку, та — в кувырок, уширо-маваши сменялось маваши-гири, девчонка картинно застывала в стойке, удар, блок, удар, сложнейший поворот на одной ноге с сохранением безупречного равновесия. Эта грозная пляска была фантастически красива. Публика вокруг татами разразилась аплодисментами, послышались одобрительные выкрики. Жюри подняло таблички с баллами — выходило много. Раскрасневшаяся, тяжело дышавшая девчонка поклонилась — щеки ее пылали жарким восторженным румянцем — и лихим кувырком выкатилась прочь с татами.

— Обалдеть, как двигается, — глядя ей вслед, пробормотал Сева. — А Кисонька в этих своих тряпках и повернуться не сможет. Только и радости, что на японку похожа.

— Косинская Элла, ката без оружия! — объявил секретарь.