Читаем Клуб для джентльменов полностью

Убедившись, что опасность миновала, я встаю и тоже иду к выходу из сквера. Бернара и его хозяина нигде не видно. Мимо проезжают машины. Одна и еще одна. Красная и серебристая. Я проверяю содержимое рюкзака. Нет, запасной мэриголдки не имеется. Стало быть, нужно раздобыть новую.

Выглядывая полицейские машины и любые машины, которые притормаживают поблизости, я медленно двигаюсь по улице. Совсем не исключено, что меня ищут по всему городу…

Но нет в жизни счастья. Трижды осторожный, я забредаю прямо в ловушку.

«ЛОНДОН ИЗНЕМОГАЕТ ОТ ЖАРЫ!» — кричит заголовок «Ивнинг стандард» с плаката при входе в газетный киоск. Я захожу в небольшое помещение и, борясь с тугой пружиной двери, замечаю двух посетителей недалеко от выхода. Прилично одетые здоровенные парни в одинаковых новеньких полуботинках у стойки с поздравительными открытками. Киоскер как раз спиной к ним. Парень кивает своему приятелю, и тот проворно сует пеструю открытку во внутренний карман своего пиджака. Кроме парней и меня, других покупателей нет.

Киоскер поворачивается на звон дверного колокольчика, делает круглые глаза и говорит, мотая головой:

— Э-э! Не-а!

Это относится ко мне. Его взгляд очень выразителен: я не гоню ни алкашей, ни обкуренных, ни мамаш, которые колотят своих детей до крови, но где-то должен быть предел! И для киоскера именно я — этот предел.

Я останавливаюсь, словно в пол врастаю. За мной с шумом закрывается дверь. Какую-то секунду мы с киоскером смотрим друг другу в глаза. Он торопливо оценивает мое физическое и эмоциональное состояние и мой темперамент — насколько я готов к драке. И прикидывает, сможет ли он со мной справиться. Ему бы фартук окровавленный да румянца на ряшку — чистый будет мясник! Но тут не мясная лавка, тут газетный киоск. Неожиданно до меня доходит, что я совсем сдурел: кто же продает хозяйственные перчатки в газетном киоске! Я сюда вообще зря вперся!

А тем временем киоскер закончил оценку ситуации, выходит из-за прилавка и делает шаг в мою сторону. Я собираюсь сказать, что внешний вид обманчив, что на самом деле я просто художник, попавший в затруднительное положение…

И вдруг слева от меня раздается:

— Глазам своим не верю, Даррен!.. Дерьмо Собачье!

Второй прилично одетый верзила — который открытку спер, — удивленно переспрашивает:

— Где дерьмо собачье? Откуда здесь дерьмо собачье?

— Да вот же! — говорит первый и показывает на меня. — Наш школьный дружок! Привет, Дерьмо Собачье!

Киоскер хмурится в растерянности.

Второй парень теперь тоже ахает.

— Да чтоб я сдох! Дерьмо Собачье собственной персоной. Сволочь, которая выколола глаза Джейсу Солу!

При этом он ставит на стойку открытку, которую он рассматривал. На ней надпись: «Ура! Мне три года!»

— Этот тип украл у вас открытку, — говорю я киоскеру. — Я видел, как он сунул ее во внутренний карман пиджака.

— Свистишь, ничего я не брал! — не очень уверенным тоном возражает похититель открытки. Оба моих одноклассника машинально придвигаются друг к другу — словно к бою готовясь. — А что это у тебя на руке, трепло?

Оба таращатся на мою желтую окровавленную и рваную перчатку.

— А ты не меняешься! — говорит первый. — Все такой же грязный придурок и дрочила!

Киоскер не знает, что ему делать в этой странной ситуации. Наконец он говорит, нервно косясь на пару вроде бы порядочных молодых людей:

— Ты, парнишка, давай отсюда — по-мирному. Нет охоты звать полицию.

— Ну что, Дерьмо Собачье, — ухмыляется тот из верзил, который чуть мельче. У него вся рожа в веснушках. — Давай выйдем и побеседуем на улице. Про родную школу и все такое прочее.

Он подходит ко мне и с вызовом толкает рукой в плечо. Так сказать, пролог к грядущему «разговору». На его морде поганая улыбочка.

— Эй, эй, ребята! — в панике кричит киоскер. — Вы тут мне разборок не устраивайте! Мне тут это не нужно. Ну-ка проваливайте — все трое!

Я чуть отхожу назад, прикидывая расстояние до двери и свои шансы. Не будь у двери такой тугой пружины, ушел бы запросто. А так — придется драться. Ладно, и одной правой как-нибудь отмахаюсь. Левая, покусанная, висит плетью.

— Пошли, Дерьмо Собачье, раз нас гонят, — говорит тот, который побольше и покрепче.

Оба мало-мало не подпрыгивают от нетерпения — предвкушают, как они меня отделают.

(«Чё у тя в рюкзаке? Вазелин?»)

— Ребята, не устраивайте неприятностей, — гнет свое киоскер.

— Не ссы, — говорит маленький, — неприятности начнутся только снаружи — вот для него. Пошли, Дерьмо Собачье. Перед смертью не надышишься.

Оба прут на меня, а я упираюсь спиной в стену.

Тут дверь медленно-медленно открывается, и вкатывается мальчонка в кроссовочках — шлеп-шлеп прямо к стойке со сладостями.

Владелец киоска возвращается к кассе. При этом он решительно показывает пальцем на меня и цедит:

— Вон отсюда!

В глазах обоих злыдней триумф.

Дверь опять открывается. Входит молодая женщина с пустой коляской. Я делаю движение в ее сторону.

— О нет, спасибо, я сама справлюсь. — Она перекатывает коляску через порожек. Ее сын гребет конфеты со стойки.

— Не выламывайся, Дерьмо Собачье, пошли на улицу, — говорит тот мой одноклассник, который крупнее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза