Клуб для избранных

— Напоминает отчасти, тем более что результат примерно тот же — ты там, а я здесь. Впрочем, это не важно. Главное, что мы любим друг друга. Что бы с нами ни происходило, первый наш порыв — быть вместе, — убежденно проговорил Макмиллан, радуясь тому, что с женой ничего не случилось.

— Я люблю тебя, — сказала она и подумала: «Приезжай скорее. Мне нужно кое-что тебе сказать».

— Я тоже. Никуда не уходи — через два часа я буду у тебя, — скороговоркой выпалил Росс. Усталости он не чувствовал. Его переполняло счастье. — А поскольку ты там не совсем одна...

— О Боже! — ахнула Дженет. — Как ты догадался?

— Я прав?

— Да. Ты не против?

— Конечно, нет, родная. Я люблю вас. Обоих.

— Ты правда не возражаешь? — в который раз спросил Марк.

— Ну конечно. И ты сам это знаешь, — с готовностью подтвердила Кэтлин.

Разговор происходил в субботу, 7 мая. Накануне, в пятницу, Тейлоры получили письмо, в котором сообщалось, что Марк принят на факультет английской словесности Гарвардского университета. В течение трех месяцев он посещал семинары по английской литературе в качестве вольнослушателя. Кэтлин с радостью отмечала, как тревоги и сомнения относительно того, правильно ли он поступил, бросив медицину, сменялись радостью. Новая жизнь воодушевляла Марка. Он был полон энтузиазма. Единственное, что его беспокоило, — как Кэтлин отнесется к этой новости. Ведь письмо означает, что им придется остаться в Бостоне...

Разумеется, она не возражала. Если не считать досадной мелочи — пугающего, непонятного эпилога, который постоянно присутствовал в ее мыслях, — прошедшие несколько месяцев стали самыми счастливыми в ее жизни. Они с мужем словно заново влюбились друг в друга, вернее, полюбили глубже, сильнее, увереннее, потому что с недавнего времени мечты Марка начали приобретать реальные очертания.

— Ты понимаешь, что нам придется еще на три года задержаться в Бостоне? — не отступал Тейлор.

Они лежали в постели. Провести утро, нежась в объятиях любимого человека, — роскошь, обладательницей которой Кэтлин стала лишь недавно и к которой пока не успела привыкнуть.

— Вот и прекрасно! — с энтузиазмом откликнулась она. — Обещаю за первый же год научиться водить машину даже в снегопад. Кстати, у меня к тебе просьба — отвечая на письмо, поставь условие: на лекции ты будешь приходить не раньше двенадцати.

— Первый раз слышу, чтобы условия ставил студент, а не университетское начальство! — рассмеялся Марк. — И что прикажешь делать до полудня?

— До полудня ты будешь заниматься со мной любовью, — мечтательно проговорила Кэтлин. — А для убедительности намекни своим профессорам, что без моих поцелуев Шекспир не пойдет тебе на ум.

— Я скажу им, что ты моя муза. Тем более что это так и есть.

— Знаешь, чего еще мне хочется? — Кэтлин обернулась к мужу. Ее фиалковые глаза стали серьезными. — Не догадываешься?

— Чего уж тут догадываться! По-моему, именно этим мы и занимались пятнадцать минут назад, — не уловив ее настроения, отшутился Марк.

Кэтлин заколебалась. Может, не стоит говорить об этом сейчас? Все так прекрасно...

— В чем дело? — озабоченно спросил он, удивленный тем, что жена вдруг помрачнела.

— Я хочу, чтобы ты научился плавать, — собравшись с духом, выпалила она.

Марк нахмурился. Какая досада, что этот проклятый эпилог попался ей на глаза!

— Понимаешь, я писал его для себя. Мне нужно было обдумать все, учесть все возможности.

— Знаю, — кивнула она.

— Теперь я счастлив. Ничего подобного я в жизни не испытывал, даже не предполагал, что такое возможно. Разве ты не видишь?

— Вижу, — снова кивнула она. — Но...

— Но все-таки будет лучше, если я научусь плавать, — перебил он, чмокая ее в кончик носа.

Кэтлин обольстительно улыбнулась.

— Ты не забыл, что в следующем месяце мы уезжаем на Мартинику? Представляешь, как будет здорово заниматься любовью прямо в воде!

— Так вот почему... — шутливо протянул Марк. Кэтлин покачала головой. Оба знали, какова истинная причина ее настойчивости.

— Это только дополнительный стимул.

Казалось бы, вопрос выяснен. Но озабоченное выражение не исчезло с лица Марка. Надо ли рассказать жене о том, что его мучит? — размышлял он. Да, надо. Он дал себе слово, что отныне будет делиться с ней всем — не только своими радостями, но и печалями.

— Что с тобой? — забеспокоилась Кэтлин.

— Я решил написать отцу, — признался Марк.

С того январского дня, когда Тейлор-старший заявил, что лучше бы его сын умер, отношения между ними были прерваны.

— Зачем? — спросила Кэтлин, заранее зная ответ.

— Потому что так оставлять нельзя. Ему, наверное, сейчас хуже, чем мне. Я вырвался на свободу и счастлив.

— Ты сам создал это счастье, — напомнила она. — Вопреки ему.

— Отец никогда не желал мне зла, — печально вздохнув, промолвил Тейлор-младший. — Он был убежден, что выбранная им жизненная дорога приведет сына к успеху, славе, богатству. Что здесь плохого?

— А для кого он это делал — для тебя или для себя? — резонно возразила его жена.

— Он в такой же мере жертва обстоятельств, как и я, — с горечью заметил Марк. — Заложник бесплодных надежд, несбывшихся мечтаний. Мне его жаль.