Наверное, это лучше, чем быть одному, наедине с массой мучительных вопросов, требующих решения, думала Лесли, наблюдая за Марком. Вот только может ли клиника служить убежищем? Он силился скрыть боль и грусть, но они все равно читались в его больших карих глазах. Марк никому не говорил о своих проблемах, даже Лесли.
Хотя она все равно знала — ведь Дженет была ее лучшей подругой, и они часами это обсуждали. С ней, а не с Марком.
— Домой... — как эхо повторила она.
— Если тебе нужна...
— Нет-нет, — торопливо перебила Лесли. — Я сама справлюсь.
Она чувствовала его нетерпение, как будто он предвкушал что-то приятное. Впервые за много дней в глубине его темных глаз появился лучик надежды. Неужели он так торопится к Дженет? Да нет, об этом бы Лесли знала.
Марк спешил, полный надежд и волнующих предчувствий, на встречу с кем-то другим, и одна мысль об этом человеке придавала его глазам счастливый блеск.
— Желаю приятно провести вечер, — с улыбкой проговорила Лесли, стараясь не выдать, как ей больно.
— И тебе того же. Постарайся поспать.
Он мог бы повторить свое пожелание сейчас, десять часов спустя.
А спал ли он сам, вдруг подумала Лесли, отхлебывая остывший горьковатый кофе. Где? И с кем?..
«Сейчас же прекрати думать о нем!» — строго приказала себе девушка, поднимая голову и пытаясь сосредоточиться на расстилающейся за окном панораме. И только тут заметила густой туман, неприятно контрастировавший с бледно-желтым светом занимающегося осеннего дня.
Туман в ноябре? Странно... Обычно такая непроницаемая удушливая пелена окутывает Сан-Франциско летом. Лесли «познакомилась» с этим природным явлением четыре месяца назад, когда только поступила в интернатуру. Четыре месяца... А кажется, прошла вечность.
Руководитель интернатуры объявил, что счастлив приветствовать в этих стенах новое пополнение. Он и в самом деле был счастлив. Глядя на пышущие здоровьем и молодостью лица новоиспеченных медиков — набор 1980/81 учебного года, — он думал: «Вот он, цвет нации!» Внимавшие ему молодые люди и девушки действительно были избранными, причем выбирали их очень тщательно.
Все они с блеском окончили медицинский факультет, все принадлежали к «Альфа Омега Альфа» — медицинскому аналогу старейшей студенческой корпорации «Фи Бета Каппа». Вот только когда они попали в «АОА» — на младшем курсе? в начале выпускного? или в конце?
Все они провели месяц между заключительными экзаменами в университете и началом стажировки, готовясь к тому, что ждало их впереди. Кто-то просто отдыхал, зная, но не веря слухам о том, что эта работа якобы изматывает (уж их-то не измотает!). Кто-то путешествовал, кто-то обзавелся семьей. Некоторые читали — точнее, перечитывали — учебники.
Каждый вставил новенький диплом в рамку и повесил на стену. Никто не пугался предстоящего года. Интернатура Калифорнийского университета была тем местом, куда все они стремились; трофеем, наградой за упорный труд. Она была лучшей, как и они.
В тот июньский день, когда начались занятия, они сгорали от нетерпения, чувствуя, что готовы. Готовы... Декан задумчиво обвел глазами ряды обращенных к нему лиц. По опыту он знал, что, несмотря на юный задор, энергию и знания, эти молодые люди не готовы к тому, что им предстоит. К этому просто невозможно подготовиться заранее.
Он старался донести до них эту мысль, но чувствовал, что они, внимая его словам, не понимают их смысла. Ничего, через месяц он повторит то же самое. Вот тогда они будут многозначительно кивать, а темные круги под глазами и осунувшиеся лица красноречиво подтвердят, что теперь-то они действительно понимают. Интересно, подумал декан, кто-нибудь вспомнит тогда его лекцию месячной давности?..
— Ваша стажировка сродни погоде в Сан-Франциско, — неожиданно вполне серьезно объявил декан.
Молодые люди вежливо улыбнулись, благоговейно глядя на прославленного врача, к которому им посчастливилось попасть.
— Летом у нас здесь всегда туман. Конечно, порой выглядывает солнце, но большую часть лета — заметьте, лета, самого радостного времени года! — висит серый, мрачный туман. Вот и ваша интернатура будет полна тумана.
Лица, только что горевшие восторгом, изумленно вытянулись. Он что, шутит?
— Будут вопросы, на которые вы не сможете ответить, — пояснил свою мысль декан. — Проблемы, с которыми вам не удастся справиться. Пациенты, которых вы не сумеете спасти. В университете все было по-другому — четкие вопросы, правильные ответы. Судя по вашим дипломам, там вы блистали...
Вздох облегчения. «Ага, значит, он знает, кто мы такие! Но о чем, черт побери, он толкует?»
— Докторам же, — продолжал декан, — приходится иметь дело с живыми пациентами и массой запутанных вопросов, на которые нет четких ответов. Будут дни, когда вам покажется, что серая пелена вот-вот накроет вас с головой. С этим трудно свыкнуться, как нелегко привыкнуть летом к туману вместо солнца. Вы попали в интернатуру, добившись высших наград в университете, и, естественно, полагаете, что и дальше на любой вопрос сумеете дать правильный ответ.