Вначале Лесли нервничала в присутствии Джеймса. Он спокойно наблюдал за нею из-под опущенных ресниц, щурясь, когда дым попадал ему в глаза. Другие мальчики улыбались, заигрывали, флиртовали с девочками, изо всех сил стараясь выглядеть сексуально. Джеймсу не нужно было стараться — он выглядел сексуально без всяких усилий.
Через некоторое время он начал разговаривать с Лесли — точнее, общаться с помощью коротких неожиданных фраз, содержавших скрытый намек.
— В субботу в клубе танцы, — мог невзначай бросить Джеймс. Это была просто констатация факта, а не приглашение, но Лесли понимала, что он там будет. Хочет ли он, чтобы она тоже пришла? На этот вопрос у нее не было ответа.
Они шли в клуб всей компанией и, как правило, встречали там Джеймса, который безмятежно дефилировал между своими приятелями и франклиновской группой, время от времени бросая на Лесли быстрый взгляд зеленых, как у пантеры, глаз. Он никогда не танцевал — только последний медленный танец, на который приглашал Лесли.
Джеймс был совершенно непредсказуем. На вечеринки он приходил позже всех, держался особняком и уходил первым — тоже в одиночестве. С мальчиками он разговаривал и шутил, а над девочками подтрунивал, догадываясь, что они его не любят. У него всегда находилось словечко для Лесли — чуть насмешливое, но необидное.
За предпоследний год пребывания в школе она сменила четырех кавалеров. Все они были мальчиками из ее же компании. Дурацкие, скучные свидания без малейшего намека на любовь или секс — отчаянная попытка повзрослеть.
За этот год Лесли десять раз протанцевала с Джеймсом, один раз в полном молчании простояла рядом с ним на стадионе, наблюдая за футбольным матчем, вымыла с его помощью несколько машин в благотворительных целях, ежедневно видела его в классе. Думала же она о нем постоянно. Она всегда ощущала его присутствие, и это заставляло ее нервничать и трепетать в ожидании чего-то.
Как-то в сентябре после уроков Джеймс остановил Лесли в коридоре. Была пятница.
— Ты когда-нибудь охотилась на оленей с луком и стрелами? — как ни в чем не бывало поинтересовался он.
— Нет, — опешила Лесли. — А что?
— Погодка подходящая. Собираюсь завтра поохотиться. Хочешь?
— Да, — выдохнула она, толком не понимая, о чем он спросил и на что она согласилась.
— Я заеду за тобой в девять. Пока!
Свидание с Джеймсом? Охота на оленей с луком и стрелами?
Адамсы — все трое — ждали Джеймса в напряженном молчании. Внешне они продолжали заниматься своим делом, но в душе испытывали беспокойство, причины которого были у каждого свои.
Мэтью Адамс считал себя принципиальным противником охоты. Сьюзен своим журналистским чутьем давно поняла, что новый приятель дочери отличается от остальных. За последние два года она не раз слышала презрительное «дикарь» из уст приятельниц Лесли и кроткие, но решительные протесты самой Лесли. С дочерью они были подругами. Эта дружба устояла даже в подростковый период, когда на все увещевания матери ребенок обреченно закатывает глаза к потолку и восклицает: «Ну мам!»
Лесли ничего не рассказывала о Джеймсе, но по ряду признаков Сьюзен догадалась, что он привлек дочь своей непохожестью на окружающих и что она пока не хочет — или не может — обсуждать свои чувства, поскольку сама в них не разобралась. Оставалось только ждать, чтобы убедиться в правильности поставленного диагноза.
Лесли нервничала больше всех. Сердце гулко стучало в груди, во рту пересохло. Она без конца мысленно репетировала, о чем станет говорить с Джеймсом. Темы находились с трудом — он был не мастак вести беседу. Значит, говорить придется ей одной — все равно это лучше, чем молчать.
А может быть, он вообще не приедет?..
Без пяти девять рев мотоцикла возвестил о прибытии виновника всех этих волнений.
Мэтью Адамс вздохнул с облегчением, но прежняя тревога тут же сменилась новой. Хотя к заднему сиденью был заботливо приторочен деревянный лук, он сразу понял, что прогулка затеяна с иной целью. Настоящие охотники едут на машинах или на телегах, чтобы было куда складывать добычу, но уж никак не на мотоциклах.
Мотоцикл... Мэтью вовсе не хотел, чтобы его дочь, его единственное дитя, ездила на мотоцикле. Он никогда не запрещал ей это, поскольку не видел необходимости — ни у одного из приятелей Лесли мотоцикла не было.
Адамсы с гордостью считали себя просвещенными родителями и ко всему подходили разумно. Их отношения с дочерью были открытыми и дружескими.
Не успел Джеймс переступить порог их дома, как стало ясно, что до сих пор родительские обязанности не доставляли Сьюзен и Мэтью никаких хлопот. Лесли ни в кого не влюблялась, не пропадала по ночам, не пробовала наркотики или спиртное — словом, ни разу не подала родителям повода для беспокойства.
Именно потому, что реально подобной опасности не существовало, Адамсы любили обсуждать ее теоретически.
— Что, если она захочет попробовать марихуану? Или ЛСД? — спросила как-то Сьюзен, лежа в постели рядом с мужем.
— Мы постараемся ее переубедить, а если она будет настаивать, попросим заниматься этим дома — так она по крайней мере будет в безопасности.