И тут она вздрогнула. Марк отпрянул.
— Замерзла? — «Ну конечно, замерзла, — мысленно обругал он себя. — На ней тонкое шелковое платье, а сейчас ноябрь. Никакие поцелуи и объятия не защитят от такого холода».
— Не знаю. — «Замерзла или нервничаю? Неужели нервничаю?»
— Но ты дрожишь.
— Наверное, и вправду замерзла.
— Тогда вернемся в дом.
— Давай. И сразу уйдем.
— О’кей.
Резкий свет и многозначительные взгляды друзей Кэтлин рассеяли спасительную защиту тумана — понимающие, немного завистливые взгляды, которые они бросали на свою красивую подругу, чьи щеки подозрительно раскраснелись. Они знали, почему Кэтлин и этот высокий красавец брюнет уезжают так рано. Знали и немного ревновали.
Они знали это потому, что хорошо знали Кэтлин. Она всегда добивалась своего, причем без всяких усилий. И всегда нравилась мужчинам.
Сама же Кэтлин этого не знала. Они молча ехали к дому Марка, держась за руки. Он отпускал ее ладонь, только чтобы переключить скорость в своем стареньком «фольксвагене».
Марк знал одно — он ее хочет. Хочет прижаться к ее обнаженному телу, целовать ее губы, любить...
В ушах у него стояли слова Дженет: «Ты даже перестал заниматься со мной любовью. Наверное, не можешь?»
А вот с Кэтлин ему этого хотелось — так, как уже давно ничего не хотелось.
Кэтлин тоже мечтала заняться любовью с Марком, но он пугал ее. Пугал тем, что не принадлежал к Карлтон-клубу, тем, что слишком серьезно ко всему относился. Дни и ночи он спасал людям жизнь или наблюдал за тем, как они умирают. Он был не готов развестись с женой, и это тоже могло причинить Кэтлин боль. Никогда ни к кому она не относилась так, как к Марку.
— Зайдешь? — спросил он, припарковывая «фольксваген» рядом с ее роскошным «БМВ». Вряд ли. Скорее она предпочтет сесть в свою машину и вернуться на вечеринку, или домой, или поехать туда, куда обычно отправляются детишки Карлтон-клуба в половине одиннадцатого ночи, когда простые люди давно спят.
— Конечно, — откликнулась она, дрожа даже в теплом, из верблюжьей шерсти, пальто.
Жилище Марка располагалось на втором этаже бывшего викторианского особняка, ныне разделенного на крошечные квартирки. В них обитали в основном стажеры и врачи университетской клиники, поскольку отсюда до работы было всего пять минут ходу.
Взявшись за руки, они начали подниматься по ступеням. Марк еще не принял окончательного решения. Он знал только одно — ему не хочется отпускать Кэтлин. Подойдя к двери, они услышали телефонный звонок. Наверное, Дженет, подумал Марк. Она уже неделю ему не звонила — как ни странно, ни разу с тех пор, как он познакомился с Кэтлин. Дженет, больше некому. Вряд ли это Лесли — она бы не стала звонить ему ночью. Правда, сегодня она дежурит, но даже если ей нужна помощь, в больнице есть другие врачи. Значит, Дженет. Ну и пусть!
Марк открыл дверь, только когда звонки прекратились. Войдя, он первым делом выдернул вилку и лишь потом обернулся к Кэтлин.
— Наверное, твоя жена, — предположила она, лишь бы что-то сказать. Со звонком или без, Дженет нельзя было сбрасывать со счетов.
— Наверное. Она знает, что я часто отключаю телефон, когда не дежурю. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
Марк установил четыре пластинки так, чтобы они ложились на диск одна за другой, и включил проигрыватель. Оба молча ждали, пока игла коснется дорожки и раздастся музыка. Кэтлин старалась угадать, что это будет: джаз, блюз, рок-н-ролл? А может быть, Барбара Стрейзанд или Моцарт? Эти четыре пластинки, явно его любимые, расскажут ей нечто новое о нем — то, чего она пока не знает.
Прослушав несколько вступительных аккордов, Марк вопросительно взглянул на Кэтлин.
— Римский-Корсаков. «Шехеразада», — сказала она, с улыбкой глядя ему в глаза.
— Отлично! Хочешь снять пальто?
— Хочу, чтобы ты снял с меня пальто, — с вызовом уточнила Кэтлин. «И платье тоже», — мысленно добавила она и опять вздрогнула.
Марк улыбнулся. Расстегивая пуговицы пальто, он поцеловал ее и продолжал целовать, нащупывая крошечные, обтянутые шелком пуговки платья. Погрузив одну руку в мягкие густые волосы Кэтлин и не отрываясь от ее губ, другой рукой он пытался совладать с капризными пуговицами. Вскоре его терпение иссякло.
— Да сколько их там?
— Больше, чем нужно. Шикарно, но непрактично.
— Может, я слишком тороплюсь?
— По-моему, мы оба слишком торопимся, — поправила Кэтлин. — Не даем себе труда подумать.
— Я уже все обдумал, — возразил Марк. Теперь он действительно принял решение.
— Неужели?
— Да. И все-таки не могла бы ты мне помочь?
— С наслаждением.
Кровать у Марка была широкой, но неудобной, простыни — жесткими, а подушки — комковатыми. Впрочем, все это не имело значения.
Их обнаженные тела сплелись: его — стройное и мускулистое, ее — нежное и гибкое. Марк покрывал поцелуями это волшебное тело, легко касаясь языком самых соблазнительных мест, двигаясь имеете с Кэтлин в такт любимой музыке и шепча ее имя.
Их уста были сомкнуты, а глаза открыты, пока желание не заставило разомкнуть губы и закрыть глаза. Погрузившись в теплоту собственных тел, подчиняясь ритму музыки и силе страсти, они начали двигаться.