Клуб 'Эсперо'

- Мы подумаем. - Семченко положил на подзеркальник лист бумаги. - Это романс "В полдневный жар в долине Дагестана". Слова Лермонтова. На эсперанто перевел доктор Сикорский. Мелодию вы знаете?

Она кивнула, явно ошеломленная этим напором.

- Буквы латинские, внизу я написал, как они произносятся. - Семченко ткнул пальцем в бумагу. - К вечеру выучите слова. Мы вас будем ждать с восьми часов у главного подъезда. До встречи!

3

Клонило в сон. Вадим Аркадьевич встал, прогулялся вдоль скамеек, поджидая Семченко, а когда шел обратно к своей, увидел возле школьного крыльца чугунную тумбу, косо торчавшую из асфальта. Сколько раз он ходил здесь, а этой тумбы никогда не замечал. Асфальт у ее основания вздулся, посекся трещинами, словно она только сейчас выросла из земли.

Он пристроился на скамейке напротив, и сквозь подступавшую дремоту подумал вот о чем: когда Семченко выйдет из школы, можно будет обратиться к нему по имени-отчеству, но на "ты". Что значат теперь те восемь лет, которые разделяли их тогда!

Вечером первого июля Вадим сидел на этой тумбе у крыльца Стефановского училища, ждал Семченко. Народ расходился с митинга. Мимо пронесли фанерного красноармейца - розовощекого, рот растянут, как гармоника; на его деревянном штыке болтались чучела генералов с лицами защитного цвета. Из галифе, отметил Вадим. Видать, много дорог исходили в этих галифе под дождем и солнцем, и потому тусклы, печальны были у генералов лица.

Неподалеку крутился Генька Хрдырев, сосед. Вадим окликнул его:

- Ходырь! Подь-ка сюда!

- Чего тебе? - издали отозвался тот.

- Скажи мамке, пускай за козой лучше смотрит. Вечно ваша Билька у афишной стенки отирается. Вчера два раза гонял, у праздничной программы весь низ объела.

- Выше клеить надо, - сказал Генька и исчез в толпе.

Семченко приехал без четверти восемь. Он вылез из брички, ласково потрепал Глобуса по решетчатой морде:

- Это тебе, брат, не пушку таскать!

Привязал его к тумбе, ткнул пальцем в кучерявого пацаненка:

- Ты покараулишь. Вернусь, двадцать рублей дам.

- А я! Дяденька, а я! - заныли его голопятые соратники.

- Ну, вместе караульте. Семечек вам куплю.

- У ветеринара были? - спросил Вадим.

- Ага. Говорит, соколок воспален немного, мазь дал.

Они поднялись на крыльцо, над порталом которого уродливо зияла разбитая лепка царского герба, миновали прихожую и очутились в просторном предлестничном вестибюле. Здесь стояли трое молодых людей, по виду студенты. Семченко пожал им руки, сказав:

- Бонан весперон.

Звучало это таинственно и строго, будто не на праздничный концерт пришли, а на сборище заговорщиков.

- Бонан весперон, Николай Семенович, - уважительно отвечали молодые люди. - Добрый вечер.

Потом они заговорили по-русски - про парад на Сенной площади, про митинг, а Вадим стал рассматривать висевший возле двери диковинный плакат, на котором красками нарисован был согнутый указательный палец размером с дужку ведра. У ногтя, а также у внутренних и внешних сгибов его фаланг красовались латинские буквы, рядом на эсперанто написан был стишок в четыре строки. О том, что это стишок, можно было догадаться по окончаниям.

- Что это? - спросил Вадим. - Почему палец?

Семченко отмахнулся:

- А, чепуха! Не обращай внимания.

- Он вход в зал указывает?

- Юноша интересуется, Николай Семенович! Почему же не объяснить? - К ним подходил франтоватый старичок с длинными седыми волосами, косицами свисавшими на ворот пиджака. - Это изобретение нашего учителя, доктора Заменгофа. С помощью собственного пальца можно определить, какой будет день недели в любое число года. Инструмент простейший - палец! А сколько пользы! Смотрите, буква А соответствует понедельнику и так далее по ходу часовой стрелки. Стихотворение - это ключ. Выучить его наизусть весьма просто, даже если вы не знаете эсперанто. В нем всего двенадцать слов, по числу месяцев...

- Ведь договаривались же! - рявкнул вдруг Семченко. - Или снимайте это безобразие к чертовой матери, или другие стихи придумывайте!

Он сорвал плакат, смял его и каблуком вбил в урну.

- Что вы себе позволяете? - возмутился старичок. - Я буду ставить вопрос на правлении, да-да!

- Ладно, Игнатий Федорович, - Семченко примирительно положил руку ему на плечо, - не сердитесь. Скажите лучше, кого вы нарядили Казарозу встречать?

- Ваша затея, вы и распоряжайтесь. При таком обращении я вообще готов сложить с себя председательские полномочия.

Семченко повернулся к Вадиму:

- Выручай, брат! Бери нашего Буцефала, дуй к театру. Встретишь там Казарозу и доставишь сюда... Выступать сейчас, а то сам бы поехал.

- Из себя-то она какая?

- Маленькая, тебя меньше. Волосы серые, гладкие, вот так углом лежат. - Семченко сложил у лба свои крупные бугристые ладони, словно собирался молиться по-татарски, затем развел их вниз и в стороны. - Да не сомневайся, ее сразу узнаешь!

- Старичок этот - ваш председатель, что ли? - спросил Вадим, когда вместе вышли на улицу.

- Линев Игнатий Федорович, - кивнул Семченко. - В конторе железной дороги служил. На эсперанто шпарит - заслушаешься!

- А о чем все-таки тот стишок?