Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра

Порядком озадаченный Калюжный хотел уже было сказать, что Воскобойникова недавно перевели по службе, однако вовремя спохватился.

— Куда надо, туда и веду. Кончай разговоры, я же предупреждал. — «Откуда он начальника знает? И вообще не похож на нарушителя».

Они подошли к приземистому зданию, уединенно стоявшему на высоком берегу Днестра. Дежурный тотчас послал бойца за начальником, который жил неподалеку; задержанного ввели в жарко натопленное помещение и тщательно обыскали. Отвечать на вопросы дежурного он вежливо, но твердо отказался, заявив, что будет говорить только с начальником заставы.

Начальник не заставил себя ждать. Тяжело дыша после быстрой ходьбы на морозе, он выслушал рапорт о происшествии, задал несколько уточняющих вопросов и вошел в комнату, где находился задержанный.

— Нам надо поговорить наедине, — произнес тот, бросив выразительный взгляд на стоявших поодаль пограничников.

— У меня секретов от моих бойцов нет, — отвечал начальник. Немного подумав, добавил: —• Впрочем, как хотите, — и распорядился оставить их одних.

— Ионел просил передать долг, — человек с той стороны достал из кармана полушубка трехкопеечную монету царской чеканки. — Остальные — тридцать две копейки — отдаст позже, когда будут деньги. — Он широко, весело улыбнулся. — Закурить бы дали, начальник. А то уши пухнут.

Молодой командир, недавно назначенный начальником заставы, не сразу сообразил, о каком Ионеле и каком долге идет речь, и во все глаза рассматривал странного собеседника. «Ну и дурак же я, — осенило его наконец. — Это же курьер, меня предупреждали в штабе. Все сходится. Ионел, три копейки плюс тридцать две — тридцать пять. Именно эта сумма должна получиться».

Он дружески улыбнулся и крепко пожал курьеру руку. Потом, вспомнив о просьбе, торопливо вытащил из кармана пачку «Казбека» и спички.

— Кури, браток.

Тот зажег папиросу, глубоко, жадно затянулся.

— Давненько не курил «Казбек», совсем другое дело, не то что ихние сигареты, — он снял полушубок, оторвал подкладку, извлек исписанный цифрами листок папиросной бумаги и отдал его начальнику.— От Ионела.

Начальник осторожно взял испещренный цифрами тонкий листок шифровки и бережно положил в карман гимнастерки [22].

— Ну я, пожалуй, пойду. — Курьер встал, надел полушубок; белый маскировочный балахон он держал в руках.

— Куда торопишься? Посидел бы еще, отдохнул. Чаю попьем, согреешься на дорогу. — Он встал, чтобы распорядиться насчет чая.

— Спасибо, — отрицательно мотнул головой курьер. — Надо идти. Некогда мне чаи распивать. Пора мне обратно на тот берег, пока не сменился мой грэничэр [23].

Курьер закурил еще одну папиросу и сделал шаг к двери.

— Да возьми ты всю пачку, — начальнику не хотелось просто так отпускать его.

— Взял бы, да нельзя. С этим «Казбеком» там провалиться можно, а это, сам понимаешь, нам ни к чему.

— Извини, не подумал. Я же на границе недавно, — пробормотал начальник. — Молодой, исправлюсь.

— Это я вижу, — курьер улыбнулся. — А где Воскобойников?

Начальник ответил, что того перевели в другой пограничный округ с повышением, потом вызвал Калюжного и приказал ему сопровождать курьера до берега. Лицо молодого пограничника разочарованно вытянулось. Еще несколько минут назад он живо представлял себе, как ему будут завидовать ребята с заставы, как с гордостью будет рассказывать односельчанам о подвиге своего сына отец, прошедший две войны, и, наконец, как его Галина, та, что ждет в родном селе, тихим таинственным шепотом поведает подружкам, какой он, ее Ваня, отважный герой. И вот теперь ничего этого, оказывается, не будет.

Начальник догадался о чувствах, которые обуревали молодого пограничника.

— За хорошую службу объявляю вам, товарищ Калюжный, благодарность. Действовали правильно. А тот, кого вы, скажем так, задержали, пожалуй, поважнее нарушителя. Это, понимаешь, совсем из другой оперы. В общем, проводи его на берег в лучшем виде. Потом доложишь лично мне.

По дороге Калюжный, порядком озадаченный словами командира, ни о чем не расспрашивал своего спутника, а тот тоже молчал. На берегу он надел свой балахон, шагнул на лед и будто растворился в белом пространстве ночи.

III

Гости пришли, как было условлено, поздним вечером, когда и без того пустынные сельские улицы совсем опустели. Василий Мугурел открыл им дверь и проводил в каса маре [24], где сидел мужчина, которого они видели впервые, и все с откровенным любопытством разглядывали незнакомца. Василий пояснил, что Марчел — его дальний родственник, давно переехал в Россию, да так и застрял в городе, название которого Василий не помнит, и вот теперь приехал погостить. Марчел при знакомстве крепко жал руку, улыбался, говорил, что счастлив снова оказаться среди своих братьев-молдаван. Он свободно говорил по-молдавски, но с русским акцентом Марчел, видимо, это знал и пояснил, что сказываются годы, проведенные в России.

Гости степенно расселись на длинные, покрытые коврами скамьи и переглянулись. Первым нарушил молчание плотный, крепко сбитый пожилой крестьянин: