Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра

Закончив свой рассказ, который изредка прерывал уточняющими вопросами Трофимов, Мадан с облегчением вздохнул, свернул толстыми пальцами самокрутку и нетерпеливо затянулся. Никогда еще за свою жизнь он так много не говорил. Проводив глазами сгорбленную не столько годами, сколько тяжким трудом спину Мадана, председатель задумчиво сказал, обращаясь скорее к самому себе, чем к Трофимову:

— Думаешь, он один такой? Многое еще не понимают крестьяне. А те контрики, — он резко вскинул руку в сторону Днестра, — этим и пользуются. Мало, стало быть, я эту контрреволюционную сволочь порубал.

— Может, и мало, — откликнулся Трофимов. — Только тогда война шла в открытую, ясно, кто свой, кто чужой. А теперь, Данила Макарович, другие времена. Шашкой можно таких дров нарубать, что долго расхлебывать придется, чем мы, кстати, сейчас с тобой и занимаемся.

Трофимов, сам того не желая, почти дословно повторил высказывание секретаря обкома по поводу «дров». Мунтяну расценил это как напоминание о недавнем разносе начальства, однако смолчал. Он вышел, растолкал прикорнувшего в коридоре у теплой печки старика-возницу и велел ему отвезти агронома в Тирасполь.

Начальник Трофимова, выслушав доклад, остался, как показалось тому, доволен его работой.

— Явственно прослеживается почерк сигуранцы. Сведения закордонного источника подтверждаются. Неизвестным спутником Марчела был Григорий Мугурел. Так и доложим. А вот кто такой этот Марчел? Судя по всему, он и есть главный.

— Допустим, это мы узнаем за кордоном? А что дальше?

— Дальше видно будет. Такая наша работа — узнавать, молодой человек. А пока что тебе новое задание, и учти — из самой Москвы. — Он строго взглянул на Трофимова. — Нужно срочно подобрать парочку верных и толковых хлопцев из Протягайловки для заброски на тот берег. Окраска — беженцы. Там наш человек с ними свяжется. Мы должны знать из первых рук обстановку, настроения, вообще все, что с ними там делает сигуранца. Подберешь — доложишь. Мы еще с ними здесь потолкуем. Разрешаю посоветоваться с Данилой Мунтяну. Он парень надежный, я его хорошо знаю, горячий только слишком, но это в данном случае не помеха. И больше никому — ни слова. Ясно?

— Так точно! — бодро отвечал Трофимов, хотя ясно ему было далеко не все

 Сельчан, особенно молодых, он- знал еще плохо. Вдруг тот, с кем он заведет разговор, откажется и после проболтается? Действовать надо только наверняка. Размышляя таким образом, он пришел к выводу, что без председателя сельсовета никак не обойтись.

Стоял уже поздний вечер, когда двуколка Трофимова въехала на околицу Протягайловки. Порядком уставшая лошадка, почуяв село, прибавила шагу. Молчавший всю дорогу старик-возница, недовольный тем, что его оторвали от теплой печки для этой поездки, осведомился, куда везти агронома — к тетушке Марии или в сельсовет. Порядком продрогшему в своем пальтишке Трофимову очень хотелось поскорее добраться домой, согреться горячим чаем или чем-нибудь покрепче, и проголодался он изрядно, однако попросил отвезти в сельсовет. «Если не застану там, схожу домой», — решил про себя. Тускло освещенное окошко сельсоветского домика Трофимов разглядел еще издали. Председатель был на месте. Мунтяну внимательно взглянул на него красными от недосыпания глазами.

— Ну как, Митя, прав я был или нет? — Он понимающе улыбнулся. — Попало тебе от начальства или обошлось?

— Представь себе, Данила Макарович, обошлось, — в тон ему ответил Трофимов. — И даже наоборот.

— Что значит — наоборот? — не понял Мунтяну

— А то, что даже похвалили... и тебя тоже...

— Однако по твоему лицу незаметно, чтобы хвалили, видно не очень... Зачем вызывали, если не секрет?

— Вообще-то дело секретное, — озабоченно произнес Трофимов, — однако не для тебя. Понимаешь, Данила Макарович...

Узнав, что именно от него требуется, председатель сельсовета недовольно нахмурился.

— Не по душе мне все это, скажу тебе откровенно, не по душе, — повторил он задумчиво. — Пойми, я с врагами привык в открытую драться. А тут... — он развел руками.

— Я тебя очень даже понимаю, — согласился Трофимов. — Но и ты, Данила Макарович, должен нас понять. Бояре и сигуранца на том берегу подняли дикий вопль вокруг этих так называемых беженцев, которых они же сами и переманили. Мне в Тирасполе рассказывали, что там в газетах пишут. Довели, мол, большевики до ручки молдаван, вот они и бегут от них за Днестр. Вот ты, — Трофимов замолк, подыскивая слова поубедительнее, — в разведку ходил, когда у Котовского служил?

— Всякое бывало, — сдержанно ответил Мунтяну. — А зачем тебе это?

— А вот зачем. Дело, о котором идет речь, тоже разведка, только другими средствами. Мы должны знать, что делается во вражеском лагере. Иначе грош нам цена. Думаешь, этих людей, ну тех, кого на льду нашли после той ночи, наши пограничники убили? — он приберег напоследок еще один довод.

— А кто же еще? Да и зачем их вспоминать? — спокойно ответил Мунтяну. — Туда им и дорога, кулацкому отродью. Сами под пули полезли.