Клуб города N

- Пожелаем удачи губернским пинкертонам, - буркнул я.

Сумский глянул в окно: "Сестры заждались. Завтра увидимся, любезнейший Павел Дмитриевич", - пожал мне руку и вышел.

После его ухода я принес ведро колодезной воды (отныне все работы по дому надлежало выполнять самому), ненасытными глотками опорожнил кружку и повалился на постель.

...Если вся жизнь состоит из дней, подобных тем, что я прожил, то какова ее цена и резон ли вообще жить? Где те бездны счастья, о которых некогда говаривала Юлия, и не есть ли они на самом деле бездны лицемерия и тщеславия, каковые и составляют, по моему подозрению, сущность человеческого бытия? Какая звезда мне светит, и что необходимо предпринять, дабы приблизиться к тем безднам счастья? Что надобно для такого исхода - упорно работать, то бишь доходчивей и содержательней строить свои лекции (и приближусь к земному раю?), или я должен истово любить девушку, или уверовать фанатично в идею справедливости, подобно революционерам?..

Где та дорога? Идиотический смех разобрал меня. Мозгляк-человек не имеет силы, чтобы самому отыскать ту дорогу, мысли путаются в его бестолковой голове, в сетях мелочного житейского опыта. А та дорога видна, верней всего, с иной, не человеческой, колокольни. Не иначе кто-то возьмет человека за руку и поведет тем призрачным первопутком.

Ночью меня обуял животный страх. Я накрылся одеялом с головой и вслушивался, вслушивался до полубезумия, выискивая среди хаотической сумятицы ночных звуков (или беззвучия?) те, что посылались мне. Пение сверчков в придорожной канаве, пьяные голоса из трактира, далекий выдох набегающей на отмель речной волны - все укладывалось в ту устрашающую схему жизни, в которой не находилось места для меня самого. А я ведь не искал спасения... Зарыться, зарыться глубже в пуховик - вот выход, вот истинная благодать. Зарыться навеки!

Вечером я возжелал вновь увидеть резные ставни, дубовые колонны у портала и развалившуюся поленницу под окнами. И хотя я смутно помнил дорогу, мои ноги в стоптанных туфлях сами привели к приотворенной калитке.

Двор был безлюден, на лужайке подле крыльца появилась свежеструганная скамья, три синицы сидели на ней. Я вообразил, как меня встретили бы вернее сказать, никак не встретили бы. Полутемная горница, шаткие половицы, собрание людей за низким столом, негромкий разговор - каждый сам знает, за чем он сюда приходит. Если бы кто и приблизится ко мне, так это Николай, ненасытно присосется к моим губам, обхватит мои плечи и поникнет утомленно и освобожденно на моей груди...

Я вдруг зажмурился, как бы ожидая удара по глазам, отшатнулся - видение исчезло, и опять дубовые колонны встали передо мной. И зазывно отворенная калитка. Я уже вознамерился шагнуть в нее, как распахнулись половины дверей и девица, вся в белом, с разметанными по плечам волосами, стремительно сбежала с крыльца. Через ту же дверь проворно вынеслась старуха и проковылял мужик в сапогах, с плетью, увенчанной свинцовым грузилом. Короткий взмах, свист бича, после чего девица с протяжным стоном повалилась на траву...

Я повернулся и направился к Сумскому поскольку нуждался в собеседнике, коему я бы мог довериться.

- С некоторых пор я стал ненавистен сам себе, Петр Валерьянович, признался я. - Мне ка... кажется, - с запинкой продолжал я, - м... моим состоянием желают воспользоваться.

- Кто же эти мерзавцы?

Я выложил как на духу: о письмах, о ночном пришельце в цилиндре, о лобызаниях Николая, о доме с дубовыми колоннами, о Юлии, заключив:

-Я многого не понимаю, но чудится ночами, что ко мне подступаются, окружают, что между мною и ними существует некая гибельная связь.

- Упомянутые вами андрогины есть человеческие твари? - спросил чуть озадаченно доцент.

- Они стремятся избавиться от своего человеческого естества - сие не подлежит сомнению.

- Это стремление принуждает их доставлять страдания людям? - дознавался Сумский, будто мог услышать от меня точный ответ.

- Похоже, они сами страдают... - высказал я предположение.

- Да-с, - цокнул языком Сумский, - задали вы загадку, молодой человек... Чем же я могу вам помочь, ежели все, о чем вы поведали, правда? То бишь, вам представляется таковой? Не скажу, что предпочитаю держаться подальше от возможных сюрпризов, но в вашем случае до чрезмерности много всяческих нелепостей. Ведь я, к слову, хирург, а не психолог. Грубоват, зачерствел душой, не охоч до жалости, но кажется, состояние ваше, легкое душевное потрясение и смятение, близко мне. Да-с, извольте не удивляться, ваш покорный слуга - увы! - не есть бесчувственная каменная твердыня, - и он смолк в задумчивости. - Вне сомнения, они за вами еще явятся... явятся!

- Как мне быть? - задался я тоскливо. - Уехать?!

- Едва ли бегство спасительно...

- Как же быть?!

- Дайте время для совета, мой молодой друг, - попросил Сумский.

____________