Я убрала руку. Для меня это было чересчур быстро.
— Скажи. Что ты хочешь делать со мной там, подальше отсюда…
Он потянул за пуговицы на моей блузке, сунул нос между грудей, взял их обеими руками и мягко сжал. Я не могла произнести ни слова. Он поднял голову и снова поцеловал меня, на этот раз жадно, и сунул руку мне в трусы.
— Тогда я скажу, — выдохнул он. — Я хочу тебя трахнуть, Карен. И я тебя трахну. Где-нибудь подальше отсюда. В постели. Очень долго и сильно.
Его палец пробирался уверенно и целенаправленно. Я задрожала.
— Если ты не захочешь чего-то другого. Скажи мне…
— Нет, — пролепетала я.
Нам надо было прекратить. Кругом ходили люди. На заднем сиденье у меня стояло детское кресло. Приятели узнали бы машину. По животу и ниже, к бедрам, волной прокатилась теплая дрожь и почти накрыла меня с головой, когда он вдруг убрал руку и сказал:
— Ты права. Здесь не место.
Я хватала ртом воздух, как выброшенная рыба.
— Прости, Карен. Я пойду. Я был так рад тебя слышать… А потом увидел тебя здесь. Мне так захотелось с тобой поговорить.
— Это я заметила.
Он провел руками по непослушным волосам, и я вдруг заметила у него на лице настоящее замешательство.
— Когда ты рядом, я просто не могу от тебя оторваться.
Какое-то время мы молчали, глядя друг другу в глаза. Его глаза помрачнели, когда он снова заговорил:
— Моя жизнь превратилась в кошмар после смерти Эверта. Ты знаешь, что у нас сегодня ночью разбили окна? И что нам все время звонят и вешают трубку? Патрис напугана. Она хочет уехать из деревни. Даже уехать из страны. Все время говорит о Марбелле. И если так пойдет дальше, нам и правда придется…
— Ты не хочешь заявить в полицию?
— Нет, по-моему, это не выход. Эти люди не относятся к моим друзьям. Даже больше, эта Дорин Ягер… Я добился ее отстранения. Потому что она зашла слишком далеко. И она настоящая истеричка, вполне возможно, что она за всем этим и стоит.
— Но зачем бы ей это делать?
— Потому, что чокнутая, — он вздохнул. — Полиция мне не друг, и я им не друг. Такие люди, как я, должны сами заботиться о себе. Мы свободны, как птички, в этой стране. Стоит мне сделать ошибку, например, когда я плачу налоги, они тут же меня найдут. Но если мне кто-то угрожает, у них тут же случается нехватка персонала.
Он несколько минут просидел, задумчиво глядя перед собой, потом повернулся ко мне и протянул руки:
— Иди сюда. Иди ко мне.
Я положила голову на его широкую накачанную грудь. Он гладил мои волосы. Это было так спокойно и так прекрасно. И тихо, несмотря на бурю на улице.
— Мне нужно ехать, — сказал он. — Но я очень хочу с тобой встретиться. Тогда я позабочусь, чтобы у меня было больше времени. Я все устрою.
— Я могу только в понедельник.
Это должно было случиться как можно скорее.
— Ладно. Я освобожу понедельник. Я позвоню.
Он взял мое лицо в ладони и улыбнулся совсем по-мальчишески.
— Пока, моя Карен, — сказал он и поцеловал кончик моего носа. И ушел.
30
В моем доме пахло ароматическими свечами. Я их ненавидела. Наверняка это идея Бабетт. Из кухни доносились веселые голоса. Так чисто у меня в доме еще не было. Ботинки выстроились в шеренгу под лестницей, куртки аккуратно висели на вешалках, на комоде в холле между фотографиями в рамках уютно горели оранжевые свечки, хотя обычно эти снимки были закиданы шарфами, шапками и варежками. Меня охватило тяжелое грустное чувство, как будто мне не было здесь места, я была чужаком, который собрался разрушить семейное счастье. Что же на меня нашло, Господи? Разве мои поиски истины стоили того, чтобы я потеряла частичку моей семьи? Я поняла, что уже несколько недель не занималась детьми, и вряд ли была способна на это сейчас. Голова была забита другим.
Я села за стол к Бабетт, Михелу и детям, мне налили вина, я стала смотреть на детей, так увлеченных игрой. Бабетт то и дело пыталась поймать мой взгляд. По ее лицу было видно, что она много плакала. Михел смеялся с детьми и время от времени фальшиво улыбался мне.
— Я же привезла вам вкусненького! — закричала я и побежала разбирать сумки, которые оставила на мойке.
Я разложила на доске сыр, быстро сунула в духовку лосося, порезала хлеб и стала разбирать посудомойку. Беспокойство пронизывало мое тело. Чтобы справиться с ним, я в три глотка допила вино.
— Вот так баловство, — сказал Михел и притянул меня за талию к себе на коленки. Его рука поглаживала мою спину. — Хорошо прогулялась? Немножко пришла в себя?
Я кивнула.
— Так приятно было пройтись снова по Амстердаму.
— Ну и чудесно. Нам тоже было здорово. Я водил детей в кино.
Бо, Люк, Аннабель и Софи начали весело тараторить. Бабетт смотрела на меня странным взглядом.