Клуб гурманов

— Ничего. Мы говорили об Эверте. Ей так его не хватает.

— М-м-м… Ей, наверное, тяжело видеть нас такими счастливыми…

Он неловко начал ласкать мой сосок, очень осторожно, как будто боялся быть отвергнутым, как будто просил о любви, а у меня в голове опять возник Симон. Мы занимались любовью в темноте, не целуясь, и когда Михел кончил в меня, я сказала, что люблю его. Он остался сверху на мне несколько минут, тяжело дыша и всхлипывая. Мне даже показалось, что он плачет. Меня прошиб пот. Я нежно погладила его вспотевшую спину и спросила, все ли в порядке.

— Да! — засмеялся он.

Он посмотрел на меня так трогательно, что я готова была провалиться сквозь землю.

— Ты потрясающая женщина, ты знаешь об этом? Ты создана для любви. Хорошо, что больше никто не знает, как ты хороша в постели…

Он завалился рядом со мной и вздохнул от наслаждения. Я положила голову ему на грудь и прижалась к нему.

— Только с тобой… — прошептала я.

Михел укрыл нас одеялом и стал тихонько меня баюкать.

— А теперь спать. Рядышком. Ты должна быть рядом всю ночь.

— Конечно, — хрипло пообещала я, а внутри все кричало о том, чтобы уйти. Я почувствовала, как его тело стало расслабленным, слушала его тяжелое дыхание, как оно перешло в тихий храп. Я знала, что снова не смогу сомкнуть глаз.

Светящиеся красные цифры на будильнике показывали половину четвертого утра. Мои мысли все еще носились с бешеной скоростью. Все члены клуба гурманов уже были рассмотрены в качестве подозреваемых. Даже мой собственный муж, хотя для него я не смогла найти ни одного мотива и точно знала, что он никому не может причинить боль. В голове все время зудел один вопрос. Почему Анжела вдруг так резко отказалась приютить у себя Бабетт, хотя они уже об этом договорились? Мне все сильней казалось, что ответ на этот вопрос связан со всем случившимся. И была еще одна тайна, еще одна, которой Анжела не захотела поделиться со мной, и Бабетт тоже, хотя она изо всех сил старалась выглядеть открытой и честной. Был только один способ узнать, что же было на самом деле. И для этого мне, похоже, придется пройти через многое.

31

Анжела в иссиня-белом теннисном костюме открыла дверь и испугалась, увидев меня.

— Карен, — сказала она, сжав губы, и осталась стоять в дверном проеме. — Что привело тебя сюда?

Она оглядела меня с ног до головы, как будто я была грязная, паршивая бездомная собака. Я была готова провалиться сквозь землю. Я спросила, могу ли войти, на что она выпучила свои маленькие серые глазки, как будто я сделала ей непристойное предложение.

— Не могу сказать, что я сидела и ждала тебя…

Она расставила ноги и скрестила руки на груди. Я рассмеялась, но вышло только нервное, судорожное хихиканье.

— Боже мой, Анжела, давай прекратим этот идиотизм. Я хочу поговорить с тобой и считаю, что ты должна дать мне шанс.

Она вздохнула и отступила назад.

— О’кей. Только недолго, я иду играть в теннис с Патрицией в пол-одиннадцатого.

Из гостиной раздавался звук пылесоса. Анжела прошла вперед и попросила домработницу продолжить уборку наверху. Женщина, робко извиняясь, проскользнула по направлению к лестнице.

— Хорошо, тогда я сделаю капуччино…

— С удовольствием, — сказала я.

Она вернулась с двумя чашками прекрасного капуччино и села напротив меня в черное кожаное кресло.

Я потерла руки. Они были совершенно ледяные.

— Анжела, я пришла сказать, что мне страшно жаль, что так получилось. Я ужасно себя чувствую. Не сплю по ночам, прокручиваю все в голове. Я соскучилась по вам… Конечно, невозможно заново вернуть прошлое, но, может, будет легче, если я скажу, что сожалею об этом.

В ее взгляде появилось что-то торжествующее.

— Значит, ты признаешь, что была не права?

— Да.

— Ох…

— Я не помню точно, что сказала полиции, но это мог быть какой-то компромат. Но у меня никогда не было намерения предавать кого-то. Мне очень жаль. Я хотела бы загладить свою вину.

Я подняла руки извиняющимся жестом.

— Я не должна была терять хладнокровия. Но несчастье с Ханнеке, прямо сразу после смерти Эверта, совершенно выбило меня из колеи, как и всех нас. Поэтому я наговорила такого, что совсем не имела в виду.

Анжела недоверчиво посмотрела на меня.

— А ты не считаешь, что лучше сказать об этом Патриции и Симону?

Я тихо ответила, что это правильно, но мне еще слишком стыдно. А с Анжелой мне всегда было легко разговаривать. Поэтому сначала я и пришла к ней. Она стала медленно оттаивать.

— Знаешь, Анжела, ты другая. Не знаю, как лучше объяснить. С тобой я всегда чувствовала себя в безопасности. Ты более духовна, чем остальные. В любом случае ты не так скоро осуждаешь. Поэтому я думаю, что ты — единственная, кто может мне помочь.

На ее суровом лице появилась осторожная улыбка.

— Я просто стараюсь быть открытой для всех. И я считаю, что у каждого должен быть еще один шанс. Значит, и у тебя. Между прочим, это хорошо, что ты сейчас делаешь. Я действительно думаю, что ты очень выросла. Как личность. Что у тебя хватило мужества на это.