Парень улыбается и несколько раз кивает, при этом волосы падают ему на глаза. Потом поворачивается к стойке и делает заказ.
Бармен смешивает мне напиток, и парень достает из кармана двадцатку. В ожидании сдачи он поворачивается ко мне и придвигает ко мне стакан.
– Прошу, – говорит он.
Я обхватываю запотевшее стекло.
– Спасибо.
Парень наблюдает, как я подношу стакан к губам.
– Тебе ведь еще нет двадцати одного, – с ухмылкой говорит он. Он не спрашивает, он утверждает.
Я делаю большой глоток и чувствую, как холодная едкая жидкость проваливается в желудок. В голове пульсирует, меня начинает тошнить. Меня тошнит от того, что я слишком молода. Я слишком молода, чтобы жить одной.
Слишком молода, чтобы работать директором группы. Слишком молода, чтобы покупать себе выпивку или чтобы выпивку мне покупал парень, который мне даже не нравится.
– Да, – вздыхаю я и хмыкаю, но выходит жалко. – Для тебя это проблема?
Он смотрит на меня, и в его глазах появляется нечто новое, нечто, похожее на жалость.
– К несчастью для тебя, это большая проблема, – тихо говорит он, лезет в карман и на этот раз достает блестящий жетон размером с ладонь. У меня падает сердце, когда он осторожно берет меня за запястье и стаскивает с табурета. Без единого слова он ведет меня сквозь равнодушную ко всему толпу к выходу. Распахивает дверь ногой, и мы оказываемся на холодной городской улице, где его терпеливо ждет полицейская машина.
Глава пятнадцатая
– Бэрд. Тэмсен.
Я слышу свое имя будто сквозь сон, хотя мне трудно поверить, что я заснула. Я переворачиваюсь на фанерной койке, грубое шерстяное одеяло сбилось и скомкалось в ногах. Я полностью одета: на мне ботинки, платье, куртка и даже шарф. Вероятно, подсознательно я решила, что если не раздеваться, то все затянется ненадолго или окажется сном. Но сейчас уже утро, и сквозь зарешеченное окно льется унылый серый свет, а я все еще здесь.
У моей кровати стоит широколицая тетка в форме.
– Готова?! – рявкает она.
Я спускаю ноги на пол. Напротив еще одна койка, и на ней силуэт спящей девушки. Она не шевельнулась, когда меня привели вчера вечером, просто таращилась на меня из кокона колючих одеял, и ее белки блестели в свете уличного фонаря.
Это не тюрьма, сказал коп, когда вел меня к выходу. В его голосе звучало едва ли не сожаление, когда он рассказывал, что, работая под прикрытием, постоянно «заметает» бессчетное множество таких вот девчонок, как я. Он не рассчитывал, что придется ехать в центр для содержания под стражей несовершеннолетних правонарушителей, расположенный в обветшалом здании в трущобах, туда, где за окнами, забранными ржавыми решетками, томится множество сбежавших из дома детей. Я шла по коридору и думала, сколько среди этих детей тех, кто рад, что есть где переночевать, и тех, кто, как я, попал сюда по глупости.
– К чему готова? – бурчу я, а тетка нетерпеливо притоптывает.
У меня дико болит голова с тяжелого похмелья, хотя я знаю, что выпивка тут ни при чем. Все гораздо хуже. Это похмелье от жизни. В ушах нудно гудит тошнотворный отзвук всех совершенных мною глупостей, гудит, как задыхающийся двигатель.
– К выписке из гостиницы, – сухо отвечает тетка и топает к лестнице. – Не забудь дать чаевые коридорному.
Я не поднимаю глаз и смотрю на выщербленные доски пыльного пола. По обе стороны прохода смутно маячат силуэты лежащих на койках людей. Некоторые уже проснулись и причесываются или глазеют в окно. Я чувствую на себе их взгляды, они ненавидят меня за то, что я ухожу. «Уходите сами, – хочется мне сказать им, – а я останусь».
Иду по веренице коридоров сквозь череду дверей, и наконец мы оказывается на проходной, в той тусклой комнатке, куда вчера меня привел коп. Тогда здесь в руках двух усталого вида полицейских билась девчонка с разбитыми губами, кричала что-то о своих правах и о каком-то типе по имени Доменик. Сейчас ни следа драки не видно, кругом порядок, желтые стулья стоят рядком у стены, стол завален стопками брошюр, рассказывающих о пользе медосмотра и разъясняющих, где можно бесплатно получить носки.
У двери стоит судья Фейнголд. Она почти потерялась в огромной пухлой парке. Я оглядываю комнату, ожидая увидеть папу. Вероятно, судья здесь из-за кого-то еще, решаю я и при этом отлично понимаю, насколько это маловероятно.
Я молча смотрю, как судья подходит к стеклянной перегородке. Та самая тетка уже стоит по другую сторону и протягивает толстый конверт.
– Ты получишь извещение о дате заседания суда по почте, – говорит она. – Не выбрасывай его. Люди думают, что это мусор, и выбрасывают. Но это не мусор. Это важный документ. Поняла?
Она заговаривает с судьей, но при этом смотрит на меня.
– Да, – отвечаю я, хотя ни в чем не уверена.
– Это все? – спрашивает судья Фейнголд, указывая на сумку, которая каким-то образом оказалась на грязном линолеуме у моих ног. Вчера как раз здесь ее у меня отобрали – во всяком случае, я так думаю, потому что все это время я ее не видела.
– Ага, – отвечаю я и, медленно наклоняясь, подбираю сумку.